Шуршал в углу за печкой домовой.
За окнами по-волчьи выла вьюга.
На кухне пахло чаем и травой.
Смотрели гость с хозяйкой друг на друга.

У них не получался разговор,
И общих интересов было мало.
Хозяйка говорила всякий вздор
И глупые вопросы задавала.

Но гость молчал, в сенях скулили псы -
Должно быть испугались волчьей шубы.
Пробили деревянные часы,
И начал гость рассказ свой вдруг, сквозь зубы:

"Давным-давно, в такую же пургу
Неслись сквозь ночь испуганные кони.
Луна, сияя искрами в снегу,
Мешала оторваться от погони.

Стоял в санях возница в полный рост.
Жена дрожала, сына прижимая.
Их сзади догоняла россыпь звёзд,
Сверкающих в глазницах волчьей стаи.

Казалось людям - Смерть не обмануть,
И жизни их, колосья, будут сжаты.
А мальчик спал, уткнувшись маме в грудь,
И рядом с ним качался Бог распятый.

Смеялась Смерть оскалом вожака,
И матерью смотрела Смерть на сына.
Перекрестив и приподняв слегка,
Она разжала руки над равниной.

Над жертвою сомкнулся омут тел,
Урчащих под опешившей луною.
Через плечо возница посмотрел
И в сторону отвёл глаза с женою..."

Гость замолчал. Хозяйка чуть жива -
Раздавлена упавшей тишиною.
Свинцовым снегом рухнули слова
На голову хозяйки сединою.

Притихли псы, не слышен домовой.
Оскалом гость хозяйке улыбнулся.
И перед тем, как перейти на вой,
Сказал ей: "Здравствуй, мама! Я вернулся..."