В тот день, я помню, повезло мне снова
В подпечке утром я добыл себе
Две корки хлеба, что для домового
Бабуля положила на обед.

В славянских духов верит баба Фрося
И даже в тот послевоенный год
«Хозяину» для мира дар приносит,
Когда у всех к спине прилип живот.

Но я-то был начитанный ребёнок,
Сознательный советский пионер
И пользовался удовлетворённо
Продуктом суеверий или вер.

Но быть воришкой – непростая штука,
Уразумел я это в грустный день,
Когда был гневной бабушкой застукан,
И поработал дедушкин ремень.

Его сменила проповедь на тему
О том, что воровать нехорошо,
Что есть «хозяин» и должны, мол, с тем мы
Дружить, чтоб не вредил и не ушёл.

Беседа не ремень – другое дело!
И у меня подвешен был язык
В дискуссию вступил я с нею смело,
Усвоив клерикальные азы:

— Бабуля Фрося, чтишь ты домового,
Дворовых, водных и лесных божков
На пень кладёшь чего-нибудь съестного,
Гостинцем защищаешься от шкод,

А церковь говорит, что это – нечисть,
Посланцы человечьего врага,
Молитвой да крестом, а больше нечем,
От вражьих сил себя оберегать.

Вот у тебя в углу висит икона
Ты помолись , и сгинет домовой!
— До истинного Бога высоко нам, –
Бабуля покачала головой, –

На свете божьих образов богато,
Хотя никто не видел, он каков.
Нам Троицу назначили когда-то,
Привыкли уж за десять-то веков.

А предки наши духов знали тоже
За много тысяч лет до новых вер.
Они – не бесов рать, а твари божьи,
Как лошадь или жаба, например.

— Но ты детей крестила, ходишь в церкву,
Лампадку жжёшь, читаешь «Отче наш»
— Должно быть у народа что-то «сверху»
Иначе будет полный ералаш.

— Так ты не веришь в бога?
— Свято верю.
Не мог же мир возникнуть сам собой,
Его не облететь и не измерить
Но «боги» по земле прошли гурьбой.

А Бог - един. Безмолвен, бестелесен,
Без имени без рода. Просто: Бог
Ну, как, внучок, рассказ мой интересен?
Пойду вязать. Подай вон тот клубок.