***
Петрарка рыл могилу, выкидывая комья на поверхность, веселый и высокий, смуглый и широкоплечий. Шуршали осыпи, работа шла, лопата о корни бамкала, напрягшиеся руки сверкали бицепсами потными; с волос венок лавровый скинул, которым увенчали некогда его при ликованье толп на Капитолии, и просто рыл могилу – так, на всякий случай (хоть бы и для меня), поскольку гуманистом был великим и не любил, чтоб кто-то оставался без могилы или дома (что есть одно и то же, по-хорошему), и на латыни напевал шкодливые куплеты. Нет-нет, шучу – Вергилия Марона.
Тут подползло такое существо и встало на краю глубокой ямы: членистоножка с обликом красивым: волнистые власы и губы пухлые, в зубах дымящаяся папироса, представилось: «Оскар Уайльд».
И завязалась беседа утонченная настолько, что позабыл лопату возрожденец (а это зря – вещь нужная навеки), и даже не заметил, как в его сапог проник презренный червь без зренья.
Уже раздались крики, потому что без криков нет беседы задушевной, уже Уайльд заспорил насчет тела, которое и в роговой облатке способно красотою отличаться, а ноги… чем их больше, тем прекрасней их шевеленье под холодным брюхом.
Петрарка отключился, замечтался и собеседника задел лопатой, а тот пустил струю вонючую за бруствер, обдавши будущие поколенья… Как скучно, господа, неинтересно, как бесполезно, глупо, сколько скунсов и там и здесь, как высыхают черви – в земле ли, в книге, как непониманье честней и выше всяческих попыток создать какое-то подобье башни из домино до звездных эмпиреев, где якобы в охотку квасят боги, что будут рады каждому, кто сможет по лестнице веревочной подняться и подбородком встать на подоконник, чтобы промолвить сдавленно: «Приветик»! Или, что, несомненно, вероятней, взмыть на жуке навозном, как то было в комедии Аристофана, прямо в то место, где находимся теперь мы: евроремонт, жара, стульчак и бомба.
15.11.2019.
|