Израненный лев в кустах притаился, Он в драке за жизнь на тропе оступился. Соперник силён был и ловок, и смел, И жаль, что отца он признать не хотел.
Суровы законы животного царства, Где смерть лишь одна спасает от рабства. Остались минуты судьбы и мгновенья В страдающем теле пред мраком забвенья. Скользнула улыбка на старом лице, В ней гордость за сына – услада в конце.
Закончена повесть, и жизнь прожита, Звериная совесть пред смертью чиста. Нахлынут потоком прошедшие дни, И вечность уроком откроют они.
Что было, то было, теперь не вернуть, Прошло и уплыло в грядущего суть. Слезинка скатилась по впалой щеке, И сердце забилось в душевной тоске.
И вспомнились годы звериной любви, Дыханьем природы объяты они. Любимая львица к другому ушла, С кем вволю наесться, напиться могла. И львята оставили, сердцем забыли, Живут и купаются в собственной силе.
Да, много пришлось на земле испытать: Добыта в боях горделивая стать, И в клетке бывал, и стреляли не раз, И гриву терял в обаянии глаз. И голод, и холод в страданьях прошёл, Но счастье рождения в сыне нашёл!
Блуждает вокруг угасающий взгляд, И нет для души в преходящем преград. А грифы кружатся над лёгкой добычей, Свершая природы смертельный обычай. Уставшее тело в судьбе-круговерти Само подчиняется веянью смерти.
В круг звери столпились и в душу глядят, За братьев убитых отмщенья хотят, И крови напиться, и силу отнять, Клыками вонзиться, чтоб сердце понять.
Но страшно величье в израненном теле, Его не отнять, даже если б хотели. И медленно царь опускает ресницы, Уходит навеки свободой напиться. Дыхание жизни природой отнято. Покинуто тело и смертью распято.
24 февраля 1993 г. г. Саранск.
|