Беда и память - всё мое наследство Март 2017 оказался щедр на потери .Ушёл из жизни мой последний дедушка, намного переживший моих бабушек, а вчера оглушила весть о смерти поэта – Татьяны Николаевны Суровцевой- моего поэтического ангела-хранителя. Она словно покровом Богородицы накрывала меня последние 20 лет от всяческих литературных дрязг и разборок. Как давно это было? Зимой 1998 года я приехала из Усолья - Сибирского в иркутское отделение Союза писателей России на ул. Степана Разина,40 с папкой стихов, отобранных на творческий конкурс в Литературный институт им.Горького. Она была первым в жизни профессиональным поэтом, кому я показала свои стихи. Полистав их несколько минут, она произнесла : «Поступишь ты в Литературный институт, пройдёшь отборочный тур» Только 6 лет спустя я случайно узнала, что Татьяна Николаевна в ту нашу первую встречу забрала и опубликовала в журнале «Сибирь» два моих стихотворения под рубрикой областного конкурса «Молодость.Творчество.Современность.» и они же потом вошли в итоговый сборник этого конкурса, хотя никакого призового места или лауреатства (как и всегда)я там не получила. Вечный внеконкурсный неформат. Это была моя первая публикация в серьёзном журнале, мне 23 года, я только-только начала писать стихи и осознала, что именно это я должна и могу делать всю жизнь. А потом? Потом были оглушительные разборки на усольском туре областного конкурса, потом унизительная травля в Ангарске на еще одном туре, когда другие поэты Иркутска обсуждение моих стихов начинали фразой – «Пока я жив, ноги её не будет в писательской организации и что у меня не поэзия. Апрель 1998 года, а рукопись с благословения Татьяны Суровцевой отправлена в Москву в Лит. А в июне 1998 я получила вызов на сдачу экзаменов в Литературный институт и поступила в мастерскую Станислава Куняева. В 2002 году я вернулась в Иркутск – жить и работать, растить двоих уже детей и Татьяна Николаевна стала моим старшим товарищем – опекала и поддерживала. Я прибегала в Союз на литературные вечера и встречи, много общались, пили чай. По стилю мы с ней конечно очень разные. Она чутьём чувствовала во мне мощь и силу слова, себе же оставляла всегда плавность и красоту звучания, кружевную игру полутонов, пионовую нежность, пряность…Татьяна Николаевна расцветала на литературных встречах с читателями, огорчалась от несправедливостей, когда литературными должностями пытались прикрыть поэтическое убожество и бесталанность. Трудную жизнь она прожила. В 10 лет умерла ее мама, а отец , быстро женившись , потерял контакт с дочерью. Девочкой она любила кататься на коньках под забайкальскими звёздами, возле жаркой печки сочиняла первые стихи. В 19 лет без мужа родила своего единственного сына, и мечту об образовании пришлось надолго отложить. Работала в библиотеке, писала стихи, её долго не принимали в Союз писателей СССР, хотя первая книга была издана именно в Москве, пройдя все тогдашние редакторские препоны. Сын вырос, и в 1991 году она поехала учиться в Москву, на Высшие литературные курсы Литинститута. События 1991года прошли на её глазах, завернувшись в одеяло из литовской общаги, ночами она вместе с другими студентами стояла под Белым домом. Вернулась через два года она уже в совсем другой Иркутск – коммерческий, жадный, деловой, в котором не было места поэзии. Устроилась на работу в бухгалтерию, но бумажные цветы и сухая цифирь были противны поэту – однажды, написав стихотворение «Конторский романс», она отодвинула канцелярский стол и вернулась на работу в СП литконсультантом. – эту работу она делала искренне и с любовью. Там мы с ней и познакомились. Я не ходила у нее в учениках и подмастерьях. Со мной всё сразу было по-взрослому. Она несколько робела от моих шумных строк, я ей всё прощала и любила перечитывать её стихи, находя в них близкие себе строки. В 2006 году Станислав Юрьевич Куняев приехал в Иркутск на «Сияние России», мы с ним встретились, он очень удивился, что я ещё не вступила в союз писателей и тут-же написал мне рекомендацию, найти еще две рекомендации в Иркутске мне было сложно…Рекомендации дали Анатолий Горбунов и Татьяна Суровцева, с разницей 28 «за» и 26 «против» меня приняли через год, после обсуждений и круглых столов. Я собралась замуж в Москву и переезжать из Иркутска, только с условием, что я уезжаю Василий Козлов отдал мне папку с моим личным делом. В октябре 2008 я получила членский билет на Комсомольском проспекте,13 и встала на учёт в Москве. В Иркутске я теперь бывала редко, приезжала к родным и друзьям и обязательно встречалась с Татьяной Николаевной, дарила свои новые книги, передавала приветы. 29 ноября 2016 умер поэт Анатолий Константинович Горбунов, 6 марта 2017 умерла Татьяна Николаевна Суровцева- уходят наши талантливейшие поэты. Последний раз мы виделись с ней в феврале 2014 года. Я привезла в Усолье прах бывшего мужа и выступала на областном радио, где вспоминала о ней добрым словом, упомянула, что буду читать стихи в Молчановской библиотеке. Она тогда уже сильно болела, но пришла в библиотеку повидаться со мной, светлая грусть была в её глазах, на прощание она перекрестила меня и благословила перед дальней дорогой. Больше я её уже не видела. Но остались стихи, остались книги, остались люди, помнящие о ней. Её творчество золотыми нитями украшает полотно русской литературы. Придёт время и мы по крупицам соберём всё это золото и оно станет достоянием не только регионального, но и всероссийского значения.
6 апреля 2017 года. Крым. Щёлкино.
Стихи Татьяны Суровцевой КОНТОРСКИЙ РОМАНС Бумажные дела...бумажные заботы... бумажные цветы на рынке поутру. Бумажный свиток дней дотянешь до субботы — спеши, влачи домой усталость и хандру. А в городе царит высокий,резкий ветер, верхушки тополей ломает на бегу. Глаза самой весны сквозь веки почек светят.. Не впишешь целый мир в единую строку! Как душу не связать,не втиснуть в рамки быта пока она жива,пока она болит... Весенний брызжет светсквозь серенькое сито обыденных забот,обыденных обид, И я вам говорю, с трудом отодвигая тяжелый гроб стола и скучную цифирь: — Вы слышите, с полей идет волна тугая и звездами сорит полнощная Сибирь!
Ужель всего важней —разученные ноты звонков, казенных фраз унылая муштра, бумажные дела,бумажные заботы, бумажные цветы — на рынке по утрам? ПИСЬМА НАТАЛИ Колдует за окнами мгла Иль ветками ветер колышет... Наташа не спит и не слышит: Свечу от лампады зажгла Щепоткою пальцы свела - Все Саше, все Сашеньке пишет.
О чем? - О сердечной тоске, О том, что с детишками трудно. Вот прядь развилась на щеке, - (Без Саши - кому это нужно...)
И вспыльчиво ревность звенит В девически трепетных строчках... Пылает бессонная ночка, А сердце о муже болит.
Ах, дети... Им спать до утра - Тепло под родительской крышей! Наташа сквозь морок стекла Глядит в полутьму - и не дышит. Уж скоро рассвет, и пора...
Ей хочется тоже - в стихах, И стансы милы и сердечны. А он посмеется, конечно! И губы надула... Но страх За мужнину странную жизнь, За все его тяжбы и ссоры, И бедности злые укоры (Ах, глупая мысль, отвяжись!)
Ведь главное, милый, люблю! И новая жизнь на подходе... Ах, Сашенька, хоть на подводе Приехал бы ты к ноябрю!
Она эти письма сожжет (Вспомянет глухие поверья). А ныне - который уж год! - Огрызками Сашиных перьев Все пишет и пишет. И - ждет.
*** Не возвращаюсь... Мимо проезжаю. Здесь дом, который мог мне быть родным. Здесь мой отец и женщина чужая давно живут. Я непонятна им. Мне в доме места нет. Но возле дома стоит моя заветная сосна, и та беседка мне давно знакома, где я, судьбу предчувствуя, одна, любила видеть небо грозовое в раскатах туч, извилинах огня... На старых соснах молодела хвоя, и ливень шел широкою волною, водой и градом окружал меня! ...Мои цветы сорвали горожане. Впитал следы забывчивый песок. Леса да сопки молча окружают, и бьет по нервам птичий голосок. Мне с каждым разом встречи все больнее. Как эта рана старая горит! Отец, отец! Ты был ли счастлив с нею? Седой, в пижаме, сухонький - темнеет и вовсе не о том мне говорит. Беда и память - всё мое наследство, Всё, что навеки с родиной роднит. И я глотаю горький ветер детства - что б ни было, а он меня хранит
СОЛНЦЕ УКРАИНЫ Ни дня здесь не бываю одинока. Родня, как в детстве, балует меня. А виноград! Он возле самых окон Прозрачно зреет, гроздьями дразня. Ах, это солнце, солнце Украины! Я четверть века ехала к нему. Как поцелуй, ожог его приму, Сбегу к реке и разом все отрину: Мороз и снег; мучительный вопрос; И все, что было, да и все, что будет... Вон на песке, как на горячем блюде, Мерцает перезревший абрикос! Мне кажется, и люди здесь должны Быть счастливы от самого рожденья, Как эти плодоносные растенья Под дымчатым теплом голубизны. Как две любви, во мне соприкоснулись Моя Сибирь, мой ветер голубой И этот мир мощёных узких улиц - Морского юга медленный прибой. *** Мне славно жилось той зимою: Два светло-холодных окна, Метель голосит за стеною, Колышется снега стена, Проносятся снежные птицы И снежную песню поют, Летят ледяные зарницы И дымные тени снуют. И в этом метельном мельканье С любимою книгой в руке Я, как в штормовом океане, Жила на своем островке. И в этом мельканье метельном Под мягко светящийся снег Душою моей безраздельно Владел девятнадцатый век. И, словно педаль клавикордов, Скрипела замёрзшая дверь... Я воду носила, и в вёдрах Плескалась живая форель! При солнце, что ярче малины, При ветре, студёном, как лед, Мне снилось: княгиня Мария Навстречу метели идёт. Идёт, предвещая денницу, Навстречу судьбе и молве, И пушкинский стих, словно птицу, Под шубкой несёт, в рукаве! *** «По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах...» По праздникам песня такая Звучала в рудничных дворах. А праздники круто справлялись! Я помню, за нашим столом Тоска и веселье казались Затянутым насмерть узлом. Я песни не знаю прекрасней! Бродяга, в наш дом загляни: Твой путь одинок и опасен, Тебе эти люди сродни. Дадут тебе хлеба и водки, Фуфайку, чтоб легче жилось. Уйдёшь ты тяжелой походкой К Байкалу - в легенду, в мороз. Уходит... А песня осталась: Звенящие глухо слова. Да детская острая жалость К бродяге тому всё жива. Легенда, печалью повита, Вплелась в мои ранние дни. Мгновенье забытого быта - Звезда в черноте полыньи.
|