Ручьи галдят наперебой
на непонятном языке,
как водопад вниз головой
сливал меня и их в пике.
Вода, встречая, в челюсть бьёт,
язык о зубы трах, да трах
стучит, как задом наперёд
я водопадился в горах.

Кукушкин горек лет повтор,
но сладок быстрый самосуд
и жить длиннющий приговор
кукуют судьи, горы лгут.
Средь гор родившись, голоса
живут десятки, сотни лет
хоронят тайны в небесах,
где в тучах прячут свой скелет.

Нагая красота в горах
дороже тысячи Пальмир,
бесценна, как и храбрый страх,
спасающий её и мир.
Ручьи гудят наперебой
на водопада языке,
я говорю с самим собой
и с кем-то третьим вдалеке.

В тишь хвост кукушкин принесёт
слова чужие, многолик
их хор, горланивший о сём
о том, что слышал, чей-то крик.
Теряя силу, на клочки
разорванный ветрами средь
вершин, крик молча по-мужски
обнимет даль, чтоб умереть.