Возьми буханку ржавого хлеба,
кусок себе отрежь - горбушку,
но сразу не вгрызайся,
к душе прижми - понюхай.

Горбушка пахнет душно,
горбом и пылью прошлого.
Она не пахнет Пушкиным,
она не пахнет Брюсовым
и Северянина не будет
одеколон распространять.

Горбушка пахнет тяжко,
вдохни её поглубже:
немного Мандельштамом,
Арсением Тарковским,
но более Некрасовым,
ещё больнее - Слуцким.

Да, горбушка пахнет Слуцким,
впитавшим в свою душу
всю тяжесть, пыльность, душность,
всю нашу безымянность,
но ту которая не мямлит,
а утверждает твёрдо
презумпцию труда
в палате тонких лордов.

Не пахнет так ни Тютчев,
не пахнет - ни Державин,
ни Батюшков не пахнет,
и даже Хлебников не пахнет,
как пахнет житний хлеб.

Одни читают Пушкина,
другие чтят Тарковского,
а я листаю Слуцкого
еврейского и польского,
открытого и честного,
берлинского и чешского,
небритого, правдивого,
продымленного дЫмами
восточно-европейских
полынных государств.