Оставаясь один на один со своей истомой, доверял всегда больше делу, но любил лишь слово, размышлял не о многом, однако крайне дотошно и, казалось, порой понимал чуть побольше кошки.
Оставаясь один, переросток своей эпохи, я пытался скулить - выходило фальшиво и плохо, я пытался пенять на наличие зла и Бога и не верил, что всякому в мире своя дорога.
Верил в выбор, зачем-то кричал, что мы катимся в пропасть, и в падении больше ценил пилота, чем лопасть. Помогала скорее лишь сила - не смысл - крика, доходящая, хочется думать, до уха святого лика.
Оставаясь один, закрывался на два поворота, и в особо беззвёздную ночь не стеснялся любить кого-то, пусть недолго. А всё же от вздоха до гулкого стона удавалось вместить всё отчаяние молчащего телефона.
Разделяя всех милок на шлюху, икону и дуру, даже в третьей ценил не шкуру, а то, что под шкурой, но и там ничего, кроме грязи и ноющей скуки, не умел отыскать. Оставалось прогнать и мыть руки.
Оставаясь один, задыхался и силился вспомнить что-то кроме холодного плена затерянной комнаты. Выходил на балкон. Видел мир из зияющей рамы. И хотелось шагнуть. И не мог, утешаясь, что рано.
|