В небольшом городке, на Абрикосовой улице, в маленьком домике с увитой плющом мансардой, жил человек, которому всегда везло. В годы, когда он был ещё совсем молод, корабль, на котором он служил юнгой, попал в шторм где-то у островов Новой Земли. Несколько суток болтанки чуть не вынули из него душу, половина команды ушла на дно, кормить камбалу, а его, зацепившегося за корму, море удержало на своих солёных ладонях. Море любит тех, кто отмечен фортуной. Он тогда ещё не совсем понимал, что это везение неслучайное, просто верил в себя, в паруса своей маленькой «Мэри» и далёкую встречу вдали. То ли Ингрид, то ли Миранда, то ли Джемма… Об этих именах пел ветер, когда паренёк по ночам любовался на подмигивающие ему звёзды. Они тоже умели петь, но понять эти маленькие светляки можно было только во сне, а сна не было. Рубаха намокала от влажного бриза, губы шептали то ли стихи, то ли молитву: «Боже, дай мне…» Мир был так полон и бесконечен. О чём просить, когда всё есть или всё ещё впереди?
Однажды, в шумной таверне, в драке с морскими волками с причалившего в тихую гавань «Миража», счастливчику сломали ногу, но зато он остался жив и обзавёлся парочкой шрамов, глядя на которые, девушки думали о чём-то. Он даже понимал о чём, но ни разу не спросил. Всё равно не скажут. Зачем слова, когда говорят глаза или руки? Девушки часто говорили ему, что он бессердечный, что в груди у него камешек. Тогда Человек ещё не знал, что им ответить. Мечта вела его по неизведанному пути. Парень возмужал, научился бриться и всё ещё слегка прихрамывал… «Я теперь похож на старину Флинта!» – улыбался повзрослевший юнга, но был списан на берег – хранить память о море, слушать в порывах ветра хлопанье парусов и говорить по ночам со звёздами.
Он обосновался в прибрежном городке, в небольшом доме с палисадником. Хорошо, что у городов есть такие уютные имена – Абрикосовая, Виноградная, Рябиновая... Чтобы название соответствовало его тихой Абрикосовой улице и его новому образу жизни, бывший моряк стал садовником. Ему повезло! Цветы… цветы умели говорить, говорить каждый своим цветом. Такие у цветов голоса – цветные.
Сквозь отмытые окна веранды каждое утро дарило ему цветочную мелодию, похожую на мечту. Иногда она была нежно розовой, словно бутон самой капризной персидской Розы. Нездешенка укоренилась в его саду самозванкой. «Не срезать же её только за колючий нрав…» – садовник становился философом. Иногда он ворчал на розу, но что значат царапины по сравнению с песней цветка! Чтобы роза окончательно не избаловалась, он время от времени надевал лиловый плащ и куда-то надолго уходил. Как хотелось плакать его цветку, но на каждую слезу прилетали пчёлы, мотыльки, божьи коровки и прочая летучая радость. Роза забывала о слезах и слушала этот мир. Прекрасен… Мир прекрасен несмотря ни на что! «Дай бог ему тёплого крова...» – тихо шептала Роза, отбиваясь от настырных шмелей. «Не дай бог она приманит слишком большого шмеля, она же такая неразумная. Моя Роза…». Человек с удивлением понял, что ему теперь есть о чём просить во время вечерней молитвы.
Его длинный лиловый плащ она узнавала издалека, хоть и делала вид, что совсем не смотрит в сторону отворившейся калитки. Он спешил к своей любимой розе, как ни к оной другой ещё.
- Откуда ты узнал, что я плакала?
- У меня болело сердце…
Человеку снова повезло, он теперь точно знал, что у него есть сердце.