Шатёр Якуба пришёл в негодность, Порвались крылья соседской дочки, Альберт Михеев косил от срочки, Являя миру свою бесхордность. Коптило солнце кастрюлю с супом, Любовь кармилась из рук разлуки… Отняли крылья, пришили руки, Пустив на нитки шатёр с Якубом. Продав цыганам гнилые крылья, Сосед запился и стал медведем, В сердцах мочился на дверь соседям, Кричал, что сказка сбежала с былью. К зиме иссякнув, уснул в прихожей, И в этой жизни не рыскал боле. Альберт Михеев ушёл в подполье, Вернулся Алей, служить негожей. Над нами въехал апостол Фёдор, Речами - тихий, глазами - жадный. Соседской дочке зашили жабры, А с ними душу промежду бёдер. К восьмому марта пришли цыгане, Играли в нервы, просили «штонить». Апостол Фёдор раздал им совесть, На всё истратив пять бурь в стакане. Остаток рифмы разбавил грубо, Где Алькин старший - в горячей точке. И хвост поправил соседской дочке, Соткавшей за ночь шатёр Якубу.
|