Переложили внезапно кормило,
щелкнули пальцами, как на пожар,
мы торопились — оно наступило,
и пропустили его, как удар.

И проворонили и проморгали,
где уж теперь разобрать, что не так—
на непокрытую голову шмали
солнце обрушило полный кулак.

Выросло солнце и выбило стекла,
влаги осталось — всего на вершок,
даже не высохло, не пересохло,
лопнуло горло, как старый горшок.

Ляг и помри! вероятно, так надо,
невозмущенный, но тоже — не медь —
плавиться мозг, и достала цикада,
заживо жарясь, звенеть и звенеть.

Бабы сдурели, собаки — сдурели,
тех и других бы на общей цепи!
Злая цикада безумные трели
сыплет и сыплет, как угли в степи.