В памяти как диво
отсветы из детства.

В кудреватых ивах –
кралей разодета! –
Усманка, речушка,
плёс и мелководье.
Затворница – старушка
Ксения – там бродит.

Дуб над самой речкой
на корню засушенный.
А на взгорке свечкой
храм полуразрушенный –
иконы замалёваны
и обезображены,
паперть вся заплёвана
и чёрт-те кем загажена.

Чуть в сторонке – кладбище,
стёртые могилы.
Говорят – пожарище
здесь всё погубило.

«Неужель и звонницу
тоже пламя съело?» –
Ксению-затворницу
спрашивал несмело.

Грустный взгляд со вздохом
был её ответом.
И себя я плохо
чувствовал при этом.

Рассыпалось склянками
сердце утром росным.
Над нищенской землянкой
кладбищенские сосны;
на вершине, свесясь,
в золоченом свете
ветки, как мочала.

Сеть десятилетий
с той поры промчалось.

Но чую запах тёрпкий
залежалой хвои.
В памяти не стёрто
село Боровое.

Всё, что с ним повязано
на дорожках детства,
вошло в протоплазму
жизненного действа.