На сединах – корона. С такой – хоть на плаху,
Но бессмертье – как ветер: не жди, чтоб затих…
Я над златом людским, никчемушным, не чахну –
Подавайте мне золото жизней людских!
Вдруг дыханьем коснусь – все истлеет и сгинет…
Под касаньем моим лес падет, рухнет дом.
Я ль не подлинный царь мира черной пустыни?
Я ль не истинный Бог в королевстве пустом?
Меч заржавеет вмиг под убийственным ветром,
И развеются чары под взглядом-иглой…
Полновластный Владыка старенья и смерти,
Неподвластен лишь я им – седой и живой.
Пусть царевны заморские, дуры-гордячки,
Упираются… что ж, обойдусь без цариц!
Выпью кровь молодую, очнувшись от спячки,
И войду в Мир живых, да повергну всех ниц.
Правда, дуб есть один, а на нем, прямо в кроне,
Ждет с иголкой сундук. Та игла – смерть моя.
Да еще не рожден богатырь – тот, что тронет
Тонку сталь да сломает хребет бытия.
…Вот и брызнули шлема стального осколки,
И горячая кровь обагрянила снег.
Не добрался и сей богатырь до иголки,
Чтобы по ветру мой пепел развеять навек