Родился еле-еле, да как смог. Корыто, хедер, лавка с бакалеей и полная пригоршня синагог, и две пригоршни праведных евреев. И столько же в кармане у отца засахаренных груш, пропахших рыбой… в субботу пол тарелки холодца, а в будни гречка, хлеб да мамалыга. А Мойша просто жил и рисовал, минуя чудом войны и погромы. Достатка не было, как не было похвал. Но всё равно он свыше был ведомым, не тем официальным, а своим домашним и надежно-добрым богом, с которым он остался невредим, к кому он обращался сочным слогом: «ты краски дал, что стали мне судьбою...», Добавлю - дав прожить самим собою… Так рисовать, как он не мог никто: плафон Гранд Опера заместо шляпы, над городом летает конь в пальто и звезды в небе как глаза у папы…
|