Глянец за темными стеклами автомобиля, с биркой-клеймом, почти, как на трупе – “высокопоставленный”, будто самим Господом Богом, (а может, оно и так, образчик иронии черной) столь ненасытно алчет казаться себе кукловодом, и дергать за ниточки этих никчемных, бедных простых смертных, сам издерганный, скрученный страхом нетленным потерь, потерь высоты, пиетета трибун и себя. Ты прости ему, дикому, заблужденье его золотых сундуков, каменных идолов с пряным душком, идущего по головам, его забытое в спешке сердце, набитое химией определенных кругов, его тронные залы, особы, погоны погонными метрами, когда-то и он был человеком широкой души, с нежным млеком у рта, беспомощно и безвозмездно, зовущим из люльки тепло материнских ладоней…
|