Под надрыв немого крика ночи,
В городе, заснувшем понарошку,
Сам себя вопросами мороча,
Закурю устало у окошка.

Ноготь срезанный луны мелькнёт сквозь тучи.
Брызги звёзд блеснут и растворятся.
Небо, монолитной рыхлой кучей,
Будет норовить к земле прижаться.

В безнадёге, яростной и пьяной,
Бесполезным и слепым ударом
Ветер, безнаказанно и рьяно,
Разнесёт листву по тротуарам.

Сладко затянусь и струйку дыма
Выпущу, как часть себя, в минутной лени.
Ни куда-то, в цель, а, просто, мимо
Всех на свете целей и мишеней.

Дождь начнётся, слабенький вначале.
И под звуки плачущей стихии
Будет литься музыка печали
В кружеве полночной эйфории.

Вот и всё. Неделя – и природа,
Серебром засыпав золотишко,
Мягко завершит, и время года,
И всё то, что стало уже - слишком.

Белый цвет, став главным и всеобщим,
Чистотой отсутствия желаний
Заморозит всё, что жжёт и ропщет,
Успокоив боль воспоминаний.

Белые пушистые снежинки,
Падая и на ладони тая,
Мне напомнят детские картинки
Хрупкого, нетронутого Рая.

Но рассудком оставаясь трезвым,
Усмехнусь непонятым законам,
Этим рыбам, этим птицам резвым,
Что дурачили до смерти Соломона.

Путь страстей, как в небе путь светила,
Мне яснее, чем в библейском мифе:
Страх и ложь – вот движущая сила …
Кроме той, что тянет к Суламифи.

Страх и ложь – вот общий путь на плаху!
Страх и ложь – премудростей мерило!
Всё – томленье духа … кроме страха.
Наши страх и ложь – чужая сила!

Жалкие, никчемные людишки
В исполненье замыслов увечных …
Мелкие, ущербные интрижки …
Только Суламифь одна. Навечно!

Что рисую я, слепой художник,
Захлебнувшись болью и тоскою?! …
Хочется, напившись, как сапожник,
Перебить всех собственной рукою!

Где ты, Суламифь?! О, Бога ради
Мне ответь!!! Я – здесь, среди развалин …
Скрипнет дверь. И тихий голос сзади:
«Все на месте. Ждут, товарищ Сталин.»