Листая “Тёмные аллеи” и видя женщин между строк, Душа, я плоть твою лелеял, беря у классика урок. Пусть в пирамиде ждёт гробница, грозит бессмертьем мавзолей, но не с кем, не с кем там напиться! Там нет врагов и нет друзей. В кремлёвском лучше подзаборье- фужер царю, стакан для слуг, на радость или, может, горе, собакам, жравшим мясо с рук. Я весь, моя голубка, в крОви иллюзий мёртвых после драк. Кулак всегда был другом, кроме, когда сражался в юбке враг. Тогда сдавался в плен без боя и губы подставлял под грудь, прощался, Душенька, с тобой я и отправлялись руки в путь. Вверх по горам, ложбинкой к полю, к плечу, к бедру, к шипам без роз. Не помню лиц, имён не помню, лишь запах кожи и волос. С лица содрать не сложно маску, вложить труднее в письмецо, весёлую добавив краску на скорбный лик, души лицо. По лбу рассыпать песен ноты на тонких линиях морщин, ответить всем за что и кто ты и даты драк и годовщин. Я ошибался в слове “горе”, любил, не чая в нём души. Душа! Пиши мне на заборе. Скучаю по тебе, пиши!
|