Я был тогда печален и угрюм,
И чувства позабытые скучали,
Но вот смычок коснулся чутких струн,
И струны те волшебно зазвучали.

И из каких-то знойных Палестин
Примчались вдруг фантазии и грезы,
И от родных, обыденных картин,
Вдруг навернулись горестные слезы.

И обнажилась бренность бытия,
Судеб земных так больно и так ясно,
Что ощутил Божественное я
В душе своей, измученной напрасно.

Как сладостна мелодия и гибка,
Она и будоражит и томит,
Не просто для меня играет скрипка,
Ее душа с моею говорит.