О дедушках и бабушках едва ли, что вспомню я.
Кроме того, что мне посредством ДНК былые страхи и привычки передала
Растаявшая в Холокост моя семья.
Уже почти не существующие звенья,
Уже почти не достижимые для слова.
Я знаю, деды родились в местечках, в черте оседлости, где жить могли евреи.
Один был бедный продавец, другой—ученый, он получил образование в Кельне.
Поехал он в Германию учиться, чтоб русской избежать пятипроцентной нормы,
Но ностальгия погнала его обратно. Он атеистом жил при коммунистах 20 лет.
Второй дед-- скромный бородач, иудаист. Всегда отменным отличался он здоровьем.
Конец один их ожидал, однако,-- гибель.
Сожгли их заживо фашисты в синагоге через неделю после оккупации Одессы.
Но бабушки одной судьба была счастливей--
Ее болезнь загодя свела в могилу.
А вторая… Вы помните ту пьесу: Всего два персонажа-- Раневская и Плятт--
И плач всех зрителей, сидящих в зале. Состарились они,-- их разлучили дети,
Чтоб легче разрешать свои проблемы.
И бабушку мою мы с дедом разлучили навсегда, и выжила она, а не дотла сгорела.
Но никогда уж не увиделись они на этом свете,
И зрителей их не было в живых, и плача.