Я жил в стране, котороя на карте
географической имела место. В день
её рождения на серой школьной парте
мой друг – с лицом, отбрасывающим тень –
забыл историю, а память отказалась
хранить в себе трофейный хлам эпох.
Над красным Вифлеемом развевалась
багряная тряпица. Кабыздох
с тамбовским именем привычно нюхал ноги
своей хозяйки с вылизанным лбом.
А посредине кольцевой дороги
стоял Иван – в лаптях и с топором.
Он не был пьян! И в то же время трезвым
его никто не видел никогда.
Гордясь своим тулупчиком облезлым,
он смирно слушал, как шумит вода
в Москве-реке; как горько плачут тени
невинно убиенных. И никто
Россию не поставит на колени:
все церкви взорваны, загажены. А то,
что бабка крестится – от страха или сдуру,
конечно не Андреевским крестом –
напоминает прежнюю культуру,
которую марксизмом, как плевком,
спохабили. Но в красном комиссаре
взыграла кровь дворянская. Он сам
продал наган с гранатой на базаре
каким-то двум кавказским носачам,
и приобрёл трёхцветное мышленье.
Вчера он был «товарищ!»,
нынче - вот:
соцреализм честя, как заблужденье,
он «господином» в дом ко мне идёт.