Когда тебя застал на сеновале, Одну, конечно, ты была пьяна. А я был трезв и шел до тети Вали, Добыть немного красного вина.
Ты разве вспомнишь наши поцелуи, Тебя тошнило, тихо дождик лил. А я тебя любил даже всухую, Ведь ни глотка тем вечером не пил.
В стогу том черном, отдавало гнилью, А я забыл в беспамятстве любви, Все, что зовется непристойной былью, И что я трезв в торжественной зари.
И ты, придя, слегка, в себя, родную, Звала, сердешная, подругу или мать. Все не давала ходу поцелуям, И мне мешала кое-что вставлять.
Туда, где зачаровано и скользко, Готово сердце прыгнуть из груди, Кольнула ветка, ты вздохнула взросло, Затем толкнула, прошипев « Уйди».
И я ушел, почесывая выю. До тети Вали так и не дойдя, Нашел я счастье на родной крапиве, Нашел тебя, небесная моя.
Потом меня судили по статейке, Где сказано, что так нехорошо. Не по людски, мол, надо б на скамейке, А ты, сердешный, Зиночку того.
Замял, мол, в стоге, в дождь, неаккуратно, К тому же юбку в клочья разорвал. Мол, коллективный сеновал, не дом равратный, Где можно так, а можно и взавал.
Народ шумел и требовал ответа, Как, мол, ты Зинку в стоге огулял. Передавали молоко, котлеты, Мой караульный морду закрывал,
На безобразие и выходки народа, Он, старый выкормыш, деревню объедал, Что делать, он из той породы, Кто революцию нам вывел из подвал.
|