Мы опять говорим о весне, утопая по пояс в сугробе. Ну, так где твоя премия, Нобель, за увязку абсурдных фонем?
День свистит паровозным гудком, отправляется в дальние дали. Кто просил утоленья печалей – оказался совсем ни при ком.
Отключаясь в чужих этажах, просыпаемся тяжко и долго. Покидающих книжную полку мотыляет то в холод, то в жар.
Ухитряемся как-то застыть, замереть в автономном режиме, и становится вдруг достижимым вертикальный предел красоты.
В амальгаме своих параной мы заре уплываем навстречу, чтоб вернуться фигурами речи, обессмысленной речи родной.
|