Кто не был в Кенигсберге до войны,
тот ничему не станет удивляться.
Не пахнет Русью тут. Но русские сыны
и дочери так весело толпятся
на грязных улицах, что трудно отличить
немецкий burg от Пскова или Ельни.
Пусть лапти не удастся вам купить
в универмаге за углом, а дверь кофейни
украсится табличкою «обед» -
зато Вас в переулке обругает
какой-то тип. Считая явью бред,
вы слышите, как память вопрошает
о том, куда торопиться река,
несущая с собою отраженья
прошедших дней? Опять, издалека,
доносит ветер шум передвиженья
людской толпы. Но некому сказать:
*Christ ist erstanden!*. В городе Пшемысла
о чести рыцарей не стоит вспоминать,
и по-немецки, право, нету смысла
здесь разговаривать. Во-первых, не поймут!
А во-вторых, Вас просто посчитают
врагом России... Дикость русских смут
в газетах очень часто вспоминают,
а вот о том, как строен и высок
был град, лишенный имени Москвою,
как отступал языческий Восток
перед крестом – забыли все! С такою
судьбой смирились Астрахань, Казань...
Но там – живые! В Пруссии – могилы!
Москве потомки хана платят дань,
и ржавый меч поднять не хватит силы
душе фон Орзельна. Дубовый крест молчит,
поваленный ногами оккупантов
на грудь земли. Над Пруссией звучит
не *Gott mit uns* - ущербный бой курантов.