Я тогда умерла, я всегда умираю по-честному, не рисуюсь, не прячу надежду в прикрытых глазах, не подсматриваю. Ведь и впрямь ничего интересного – как он там без меня отпускает свои тормоза. С наслажденьем использую всё превосходство неведенья, оба метра его обаяния глубже загнав в подсознание. Лысый пейзаж из бетона, созвездия в перевёрнутой бочке вселенной – до скользкого дна.
Ты меня не хвали, я не сильная, это инерция воспитанья и страха – меня наградили волхвы щедрым даром притворства. Послушай – секунды и терции рассекают эфир с космодрома моей головы. Овладеть мелкой техникой шага и сердцебиения, есть одну чечевицу и яйца – учиться молчать даже в мыслях. Чтоб мир не взорвался – принять с упоением ежедневной кровавой развязки заката печать.
Наковальнями да колокольнями близится раннее, беспризорное утро. И вижу, очнувшись от сна – что-то выше распятия, выше святого сияния, выше сетки паучьей в небеленом своде окна…
|