В руках у вечности — ничтожен.
Утоплен в многозвучном шуме…
Стихи, любовницы, пижоны.
Судьба – один кричащий миг.
Ну, жил такой, писал. И что же?
Лез на рожон. Застрелен, умер.
Но двести лет завороженно
Мы повторяем этот крик.

И двести лет за ним по следу
Идут завистливые дети,
Роняя приторные слезы
На окровавленный рассвет.
И исчезают тенью бледной
В его негаснущем рассвете.
И понимают слишком поздно,
Что есть единственный поэт.