Пуговка душит глотку. Мысли бродят по кругу. Серые. Обращался бы к Богу, обращения те – неумелые.
Свинорылые мышки в Австралии весёлые летают. Кровь лакают, бед не знают, о будущем не причитают.
Свинорылые мышки в Америке устраивают пиры, на задворках Ниагара у скальной дверки, им мигают звёздные лампочки, им мерцают миры.
…
Всё встало на поток: семья, работа, долг, любовь, корысть и страх, и даже – свет и мрак.
…
Свинорылые мышки живут в щелях, зубки-бритвы вонзают в жертву тихо. Как добычу найдут, так до ушек щерятся, бусы-глазки сверкают задорно, дико.
И от чего они мне любы эти мышки? Я прохожу по чёрным улицам устало. Их бодрое сопение в щелках слышу в пещерных дырах Перуанского отвала.
И Мисти дышит грудью в небеса, дыханием разгоняя облачка, в разводах окон ухмыляются индейцы, из мыслей выплетая кружева, а есть умельцы – леску выплетают…
…и в Титикаку гордую кидают.
Свинорылые мышки умеют красться по земле, прижимая крылышки. Свинорылые мышки не любят драться, даб не ранить тонкокожей своей души.
А на потоке: дрезины, авто, трамваи, народец чумной бежит, суетится, они не знают, они не знают, о чём мечтает ночная птица!
Вот, пью я кефир, перемешиваю ложечкой, аккуратно. Кефир заедаю печатным пряником. А мышка висит на уступе, и рожицу скорчила мгновением мне обезьяненькую.
Я ей киваю - Привет, малышка! – Она мне в ответ - Привет, писатель – - А хочешь, пуговку расстегну, пусть глотка дышит, ты даже не заметишь, тихонько, сзади?
Конечное, хочу. Но только – с грудки. Ах, моя мышка, смертельный номер. Поток, машины, серое утро, в потоке чинно писатель помер.
Рыдания несчастной, из комнаты слышно, читает писателя толстые тетради, и всё причитает, ну, как так вышло, ведь говорила же, что лучше - сзади.
И пуговка болтается в такт рыданиям на ниточке тонкой смолёной суровой. Она, она - виновата в страданиях, что плохо пришита к рубашке новой...
…
Ах, всё - нескладно! Скорее вернуть всё обратно. Мышек - в пещеры. Писателя - за стол, под лампу, что с абажуром.
Вот, так-то – славно! Но только алеет отвратно тонкая полоска на глотке с рассветом хмурым.
Надо б – побриться… Чу, в зеркальце – бабочка-птица, плещется, машет, как снова назад зазывает в дивные края, к водопадам и гротам Акаши, там, где во сне осторожно тебя выпивает.
24 июля 2009 г. С-Петербург
|