Пустой бутылкою в черной воде канала Плыву по мокрым асфальтам питерских улиц, И город бесстрастно заносит в свои анналы Миллионы таких, как я, что бегут, сутулясь, Пытаясь скрыться под темными куполами Зонтов, промокших насквозь, только это вряд ли. Дождь достанет всех, и ветер идет валами, Разбивая тугие струи на острые капли. Поджимают львы промокшие зябкие лапы, Ну, какой же кошке такая слякоть по вкусу! Я всхожу на мост осторожно, как в шторм по трапу, В Петербурге жить поздней осенью – тоже искусство. Здравствуй, странный дом, где хозяина нету дома Уже много лет. Только гости приходят сами. Через толщу лет пробиваясь, голос знакомый Там еще читает стихи о Прекрасной Даме. И стучит в стекло петербургский ветер упорный, Мертвый день глядит через прорези маски снежной, И опавший лист плывет по воде покорно, Как в четвертом акте рука Офелии нежной. На зеленой глади стола не шуршат страницы, Не плывет над ним легкий шлейф табачного дыма, Только в тишине потрескивают половицы, Словно кто-то ходит в пустой квартире незримо. Гаснет тусклый свет, и музейные тетки строго Запирают двери, и я ухожу, конечно. До свидания, дом. Может, Бог даст, еще дорога Приведет сюда для такой же недолгой встречи. Мне в пустом кафе наливают горячий кофе… Пусть уже давно прошло три четверти века, Снова вижу в окне знакомый надменный профиль, Снова улица, рябь канала, фонарь, аптека.
|