Догорает коптилка.
За лесом стучит пулемёт.
Белизна облаков
обещает метель и тревогу.
Танк подбитый застыл,
словно жук, траки сбросил на лёд.
Хобот пушки воткнул
в развороченных глыбах дорогу.
Бугорки – там и тут.
Чернеет былинка-рука.
Покосили их всех
возле балки вчерашним покосом.
Белизна облаков
обещает стальные снега.
Когда ходит по небу
Никола весёлым и босым.
Ты – Петров, коммунист.
Вот скажи, есть на небушке Бог?
Вот, вчера от ствола
отвернулася пуля, сам видел.
И попала Ивану Каляеву,
милая, в бок,
как Ивана того,
я при жизни до смерти обидел.
Слушай, Лазарь, хорош
промывать шелухою мозги.
Если слез бы Христос,
в этой каше увяз бы по пояс.
И по новой распяли б
Христа на столбе мужики,
потому что сидел,
словно шкура он, не беспокоясь.
Крест ты лучше припрячь.
Комиссар не в настрое сейчас.
Под Смоленском семью
потерял он на прошлой неделе.
Доставай-ка пожрать,
неровён, выходить через час,
а голодным лежать хуже нет
в этой белой постели.
Нет, Петров, чуя я,
что палит как-то странно мороз.
Выжигает на баках,
какие-то странные розы.
Слушай, Лазарь, куда
ты засунул махру? С папирос
что-то туго дышать,
выжимает поганые слёзы.
Мы ушли в белый дом.
Под стальную печать облаков.
Никогда, никогда,
в тот блиндаж мы уже не вернёмся.
Лазарь смуглый с крестом,
что любил рассуждать про Богов,
и Петров, что бурчал перед сном
«как уснём, так проснёмся»
27 марта 2009 г. С-Петербург
|
