(Посвящается 170-летию со дня смерти А.С.Пушкина)
“Товарищ, верь: взойдёт она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!”
А.С. Пушкин
Я вновь беру с витрины “банку”-
Не леденцы ж с витрины брать,
Иду, как Пушкин на Фонтанку,
В народ сюжеты собирать.
Сюжетов мало, все похожи,
Как в предыдущие года...
В глаза мне смотрят те же...(лица),
Вновь прячу “банку” со стыда.
А впрочем нечего стыдиться:
Какая жизнь, такой и быт.
Могу я от души напиться,
Если душа моя болит.
Устало рифмы подбираю:
Такая лезет ерунда.
Словами, как мячом играю:
Туда-сюда, сюда-туда...
Так, вероятно, гений Пушкин
При свете тусклых фонарей
Перо оставив на подушке,
Ямб переделывал в хорей.
Вертелись рифмы у поэта:
“Козёл Дантес”, “куда полез”,
“Раздета”или “козни света”,
“Балбес”, “прокля'тый Небом бес”.
Летящие на бал кареты
Прочь разгоняли мелюзгу...
Рождались на ходу куплеты
В задетом ревностью мозгу:
“Скажи, злодей, какого хрена
Прилип к жене, как банный лист,
Приёмыш жалкий Геккерена,
Забывший честь авантюрист.
На струнах дьявола играешь
Враждебной силы подлый раб,
В геене огненной узнаешь:
Все беды в мире из-за баб!
К барьеру, подлый лягушатник,
Через родню проникший в дом,
Альфонс, французишка, развратник,
За жалость отплотивший злом!”
“Шерше ля фам, шерше ля фам”*-
Злой рок не пощадит поэта.
Все беды наши из-за дам,
А в том числе и козни света.
Оставлю Пушкина с Дантесом -
Удачный выстрел был не наш.
Смотрю всё с большим интересом
На зимний городской пейзаж.
Как Пушкин,избегая фальши,
Ищу на улице сюжет,
Иду в народ как можно дальше...
Достойного сюжета нет.
Цилиндров нет, тростей не вижу,
Что хочешь – двадцать первый век...
Лишь за углом один бесстыжий
Нужду справляет человек.
Стреляться не с кем: пистолеты
Пока у нас запрещены...
Навстречу не идут сюжеты,
Но в этом нет моей вины.
Не виноват и гений Пушкин:
“Россия вспрянет ото сна...”
Я выпиваю пол-чекушки,
Вдали мигает мне Луна.
Прикрывшись тучкой, как вуалью,
Всего лишь на какой-то миг,
Вновь издевается каналья -
Царица козней и интриг.
Ну выпил я, “чего же боле...”
Когда душа моя болит,
Глоток приличный алкоголя,
Я думаю, не повредит.
Легко художника обидеть,
Смотрю в “глаза” плутовке в даль,
Мечтая наяву увидеть
Её обратную “медаль”.
“Смеёшься, старая блудница?
А Пушкин не был ли смешон,
Когда вдруг предложил напиться
Старушке на грядущий сон?
Ну ладно, Бог с ним, я ж не Пушкин,
Ему и впрямь я не чета,
Давно в живых нет той старушки,
В музее – кружка, но не та.
Поэту нечего стыдиться,
Как нам с большого бодуна:
Он в ссылке был, хотел напиться,
А рядом – нянька лишь одна.
Сойдёт и нянька, если в силах
Вина две кружки хлобыснуть,
Сказать, как на горшок носила
И с Божьей милостью заснуть.
Поэту только остаётся
Прочесть: ”Ай, Пушкин, ай, да, сукин сын!
Как нянька радостно смеётся!
Во сне, а я опять один.”
На землю снова возвращаюсь,
Отстал от Пушкина с Луной...
А может быть я дурью маюсь:
Не вижу сцены ни одной...
Народ у нас какой-то квёлый,
Нежизнерадостный народ.
В дурдоме есть один весёлый,
Но только выйдет через год
И то, когда найдя причину,
Всех перестанет веселить,
Как все больные, сгорбив спину,
Начнёт с ответами юлить.
Мороз уже почти под тридцать,
А молодёжь всё пиво пьёт,
И я хотел бы помочиться,
Но воспитанье не даёт.
Не вижу ни одной скамейки...
Кругом – собачьи “калачи”,
Под снегом свалку ждут “копейки”,
Короста съела “Москвичи”.
Старик помои выливает -
Чуть-чуть не потерял очки,
Вокруг собак голодных стаи
“Приватизируют” бачки.
Приходит мысль, что мы похожи
Своей судьбой, разве не так?
Никто разубедить не сможет -
Похожи чем-то на собак.
Нет, вру, они как расплодились,
А мы живём одним лишь днём,
Рожать в реформах разучились,
Не встретишь даму днём с огнём
С коляской детской на прогулке,
С улыбкой гордой на устах -
Ни во дворе, ни в переулке,
В других общественных местах.
Вроде, и женщины здоровы,
“Предмет” у большинства стоит...
Виной всему презервативы:
Большой был раньше дефицит!
А нынче, где только ни встретишь,
Побольше, чем грибов в лесу...
Луна, Луна, ты всё заметишь,
Какую чушь порой несу.
Проблема не даёт покоя,
Одно лишь не даёт грустить:
Порой и Пушкин нёс такое,
Что детям лучше пропустить.
Ходил налево и направо,
Сто женщин “полюбить” успел,
Мат рифмовал ради забавы...
Куда же Бенкендорф смотрел?
Оставлю в прошлом генерала:
Судить “чекиста” не берусь...
Сюжетов что-то вижу мало,
А в фантазёры не гожусь.
Огни реклам бросают блики
В глаза наивных простаков,
Висят сосульки словно пики
Средневековых мужиков,
Морозом собранных в “дружины”
На ежегодный зимний срок,
Готовые вонзиться в спины
Всех тех, кто вышел за порог.
Скрипят под слоем снега крыши,
Растут “дружины” на глазах,
Мгновенно заполняя ниши,
На граждан нагоняя страх.
Когда “критическая масса”
Превысит допустимый крен,
Дождутся и “дружины” часа,
Покинут вынужденный плен.
На скользкой тропке гололёда
(Водитель “Скорой”, жми на газ!)
Вонзятся пики в пешехода
Не в первый в нашей жизни раз.
Все посочувствуют бедняге,
Водитель “Скорой” увезёт
На устаревшей колымаге
Вновь проклиная гололёд.
Спасут ли, вылечат, - не знаю...
На это только Божья власть,
А я пойду, судьбу ругая,
Стараясь тоже не упасть,
Глядя на крыши неустанно
Коньковым шагом чуть дыша,
Боясь подвоха и обмана
Домой, погибнуть не спеша.
Страшны российские сюжеты.
Вот вам и двадцать первый век!
Хоть Пушкин ненавидел лето,
А я – на стороне калек.
“Россия вспрянет ото сна...”
Быть может и когда-то “вспрянет”,
Но только жизнь у нас всего одна,
И врядли это кто застанет.
Хотелось бы дождаться лета,
Рвануть по травке босиком
Бегом подальше, на край света
С корзинкой или рюкзаком,
Забыть январские тревоги,
Под лёд ушедших рыбаков,
Кляня российские дороги
И вездесущих дураков.
Налить пол-кружки на закате,
Поэта с няней помянуть -
Из уважения, не к дате,
И от усталости заснуть.
Наступит, верю, день погожий!
А я к нему давно готов.
Начнётся оттепель, прохожий,
Держись подальше от домов!
Пойдут в последний бой “дружины”,
Почуяв таянье снегов,
Крушить чужие плечи, спины,
Приняв прохожих за врагов,
Весёлых, грустных, жадных, честных,
Как Пушкин любящих весну,
Включая девушек прелестных,
Которых знаю не одну.
О землю разобьются нашу
“Дружины” тая на глазах,
Весною превратятся в кашу,
И уплывёт с ручьями страх,
У тех, кому на этом свете
Всем обстоятельствам назло,
Мечтавших о весне и лете,
В сезоне этом повезло.
Не всем ручьи намочат ноги,
Не все вдохнут весны глоток,
Не все забудут о тревоге
И выйдут снова за порог.
Несчастных увезут в больницу,
Другие дальше будут жить,
Вернутся с птичьим гриппом птицы,
Начнут над озером кружить,
Покружат, сядут, оглядятся,
Попутно чаек заразят,
И будет некогда смеяться:
“Испанка”** косит всех подряд.
Не признаёт границ, законов,
А в восемьнадцатом году
Взяла пол-сотни миллионов
У всей Европы на виду.
Пришла негаданно, нежданно
И проредила Старый свет,
Потом исчезла как-то странно,
Но до сих пор вакцины нет.
Но только солнышко пригреет,
И прекратится перелёт,
С Москвы прививка подоспеет,
Способная спасти народ.
Не хватит всем вакцины – знаем:
В бюджете нет таких статей...
Немного Думу поругаем,
Уколим женщин и детей.
Старух и стариков - не будем:
У них закалка ещё та!
Потом правительство осудим,
Чтоб снять кого-нибудь с поста.
Когда уколимся по разу
По списку ровно через год,
Забудем птичью все заразу,
Но не забудем гололёд,
Сосульки, “скорую”, беднягу,
Привычный городской бедлам,
И снова, проявив отвагу,
Все разбежимся по делам.
Блеснут опять огни рекламы,
Сорвётся с крыши груда льда,
И очевидцы новой драмы
Замрут от боли и стыда.
2006 г.
Примечание: Шерше ля фам* - Ищите женщину,
“Испанка” **- аналог птичьего гриппа.
|
