Площадный гаер пишет кренделя за свист,
в руке отравой пышет полый рог, ветвист,
а выше в небе вышит молодой горнист-
канатоходец...
Она же спит, и прерван бег ее письма,
письма сюжет перевран, да не прост весьма,
он потому и прибран сном к рукам, что сна
таков же кодекс.
Паяц, не помня плаца, хорошо чудит,
помост гудит от пляса, и луна чадит,
одна шарманка-плакса бедный слух щадит –
раек некстати...
Она же спит, засеяв сажей кос бюро.
Ни роты рoтoзеев ей, ни болеро.
От заоконных зарев и во сне пестро,
но сладко спати.
"Я василиска повод, я шутов артель,
я веселиться повод", - голосит Апрель,
и лишь пoстрел, не порот, всё – в окно (взoпрей,
нo выю выгни!):
Наташа спит, Наташе виден сон восьмой,
а в нем бумага, та же, с золотой тесьмой
поет под вязью пташьей о письме: "Письмо…
tibi et igni"
|
