* * *
Написано: "Лес береги от пожара!" –
Коробка для спичек – мальчишечья тара
Для соли, кузнечиков и мотыля.
Впускаем туда пожужжать и шмеля,
И бабочку. Только тускнеют в неволе.
Так можно их выпустить в чистое поле!
Достанем кузнечика, – робко польёт
Царапины жидкостью жёлтой, как йод.
Кулак разожмём – прыг! – и в травах утонет.
Играем. Шуршим у Земли на ладони.
В пути
Рисуется над клевером заря,
И ласточки над красным лугом
Так мечутся, что кажется, – горят
Два неба, слитые друг с другом!
В стекле кабины, зренье опаля –
Привольный мир, как на экране!
Авто не хочет слушаться руля,
Как жеребёнок в «гулкой рани»!
Но надо! В пальцах радостная боль,
И сердце радо гулко биться,
Предвосхищая встречную любовь:
Нельзя в Природу не влюбиться!
И вдохновлённая душа опять
Приветным словом отзовётся.
А слово – Бог и мудрости печать.
Поток признания прольётся...
Пролился дождь, и радуницы свод
Перебирает семицветы.
Смеётся день – растягивая рот
От уха к уху всей планеты!
Подсолнух
Будто льва дразнящий обруч в лепестках огня,
У шоссе горит подсолнух, солнышку родня.
Что за диво? Беспризорный – до сих пор живой?
Разве стерпят наши люди, чтобы – с головой?
Стоп! Водитель хищно зыркнул.
Прыгнул в пламя, будто в цирке!
Сторожка
Строят железные дороги, чтобы ездить. Куда и зачем? Л. Толстой.
Отвернулась от рельсовой дрожи,
От уютных, как дом, поездов,
Кособока, ни кожи, ни рожи,
Отщепенка больших городов.
Обведённые синей эмалью
Два окна, будто в туши глаза,
А под ними нахальные мальвы,
Лопухи, лебеда, дереза.
Позади – и дорожные знаки,
И указанный ими режим.
А пред нею – пустырь, буераки
И вопрос: а куда мы спешим?
Ночная дорога
Поездными огнями разорванный,
В щели окон проникнуть стремясь,
Ветер следом бежит, меж платформами
Оступаясь в кюветную грязь.
Тянет в небе неспешную борозду
Тонкий месяц, как лемех, остёр.
Улыбается в рыжую бороду
Пробудившийся в поле костёр.
Мотыльки
На месте былого костра –
Крапива, зола, кожура,
Похожие на угольки,
Рождённые здесь мотыльки.
Чернеет, глядишь, уголёк,
И вдруг – будто снова в огне:
Увидев полёт свой во сне,
Крылом шевельнул мотылёк!
Лесные паучки
Тронь паутину – отскочит за ветку,
Там подрожит паучок-тонкопряд,
Переживая за хлипкую сетку,
И вперебежку вернётся назад.
Ширится гул проходящих моторов,
И пролетающих – высится вой,
А паучок над семьёй мухоморов
Замер тихохонько вниз головой.
Сколько их тут? Миллион миллионов?
Ходят ли в гости ночами они,
Чтобы в брейк-дансе паучьих притонов
Не вспоминать одинокие дни?
Заповедная зона
За осенне-осинною охрой
Тепловозная сизая охрипь.
От вагонной змеящейся низки
Перестуки аукнули близко.
Отдрожали двухструнные рельсы.
По-хозяйски олень осмотрелся.
Лес покоен от края до края.
Дремлет силушка в нём корневая!
* * *
Этот уличный клён
Обкорнали весной:
Он давно отлучён
От свободы лесной.
Но от вольных корней
Он побегами жив.
А у них всё красней,
Золотистей отлив.
Оттого, что листва
Каждый лучик хранит,
Проскользнувший едва
Сквозь дымы и гранит,
Оттого, что он здесь
И росиночке рад...
Понимать, что ли – спесь
И гордыня в наклад,
И внимать мелочам
Надо, словно речам?
Нет, не в них закалён
Конопатенький клён.
Ты за корни держись
В площадном городу!
...Кленовая жизнь
Без родни на роду.
Грачи прилетели
Заря – огневая плясунья,
Под ней – горизонта струна,
Готовится в небе глазунья:
Сквозь тучку желтеет луна.
На лужицах дрогнули блики –
Грачи прилетели! Кричат:
"Смотрите, там ушки брусники
Из рыхлого снега торчат!"
Пугаются звонов о донце,
Отцеженных в женских в руках.
Как в сказке, восходят два солнца –
В подойнике и на рогах!
"Смотрите, в кустах перелесков
Из гнили и пней с каждым днём
Всё больше глазеет пролесок,
Пронзающих синим огнём!"
* * *
Преклонюсь на Рублёвском пригорке
Поминальной пасхальной порой
На подрост из еловинки горькой,
Не боясь, что пристукнет жарой.
Посижу, чтоб увидеть, как с неба
Вечный звон принимает земля.
А душе дам нектара и хлеба,
И пущу полетать, как шмеля.
Здесь не может она заблудиться.
Не боюсь, что её не поймут.
Помолюсь, и душа воскрылится,
От сует убегая и смут…
Восходы
Небо, как река, над чередою
Наших дел, безделиц, снов и слов
Уплывает в даль, где за чертою
Удит неизвестный рыболов.
Ни волны, ни шороха, ни плеска.
Лишь однажды в день над суетой
Дёргается тоненькая леска
С крутобокой рыбкой золотой.
* * *
Солнце, стой, подожди, провожать не готов
Неусталую совесть я в темень.
Только-только и выучил несколько слов,
Чтоб с тобой говорить или с теми,
Кто душой наделён в представленьях людских:
С горным склоном, травой, водопадом, –
Чтоб их мудрость не глохла в тисках городских,
Чтоб не кончился день мой разладом.
Солнце, стой, подожди, чтоб узнать я успел,
Как же спать можно там, успокоясь,
Где бессонница совести – это предел
Многих дней и где день – это совесть.
Птенец
Жара ль полдневная сморила,
Иль мать по горло накормила,
И мочи нет пошевелиться?
Ещё дитя, ещё не птица!
Лишь завтра выучится пенью
И осторожности, терпенью –
Тут, где уснул, топорща перья.
Мир заповедный. Мир доверья.
* * *
Осень. Зелёному буйству конец.
Дождь разошёлся вовсю на поминках.
Первый желтеющий лист на тропинке
Пробует прыгать, как летом птенец.
Яблоня плачет сироткой несчастной,
Капли роняя с голимых ветвей.
Не оттого ль, что последний свой красный
Плод на ладони узнала моей?
Сморщено яблоко. Старческим плачем?
Нет – веселится, смеётся оно!
Не оттого ль, что огонь не растрачен –
В розовой плоти играет зерно?
Сладостно спорит о чём-то весеннем:
Шёпот о жизни грядущей ловлю.
Не оттого ли мечту воскресенья
Воспринимаю, как сад, и люблю?
Карельская берёзка
И в осень сбрасывает лист,
Как все, дрожит зимой от стужи,
И если ствол ценить снаружи, –
В любую пору неказист:
Не бел, не чёрен, а – нечист...
Я в чистый пялился распил,
В то муравлённое богатство,
Чьё погубленье – святотатство
Под фанатичный шабаш пил.
Как сок, узоры сердца пил...
Зябь
Зачем спикировал на зябкий чернозём
Почти мгновенно слившийся с ним ворон
И, будто высчитав ходы прибором,
Пошёл то вкось, то прямо – шахматным ферзём?
Что здесь искать ему иль, может, охранять?
Давно снят урожай и всё, что можно снять.
Лишь дикий дождь не вырван и не скошен.
Растёт, колючим ветром перекошен.
Пробудилась, отбросив завесу
Паутинных росистых тенёт,
Обнажённо-остылая, к лесу,
Подожжённому осенью, льнёт.
Разметалась, оттаяла к полдню,
Раздобрела, – а если прямей, –
Размечталась о будущей пользе
Этой паханой лени своей...
Скажу
И не твоё, и не моё подавно
В колодце лето спит на самом дне.
Ты высыпаешь яблоки и плавно
Идёшь по саду дымному ко мне.
Идёшь, идёшь, пустым дразня подолом,
И разум – нет! – кричит на это вдруг,
Смущён прощальным дансинг-произволом
Стрижей, простор кромсающих вокруг.
Морщинка, что ли, врезалась в межбровье?
Молчи – иль нет, скажи – не глубока…
Исходят падалицы мёртвой кровью:
До черноты изранены бока.
И ветви рук обуглены по плечи…
Не трепещи: не больно обману.
Скажу, солгу, что помню день и вечер,
Костёр и дым, окутавший луну.
Что вожделенным взлётом в поднебесье
Мы искупили яблочную смерть…
Скажу, солгу – мол, снова будем вместе:
Ты, я и сад, – без памяти гореть!
* * *
Разглядишь улыбку ивы,
Рыб услышишь голоса
И поймёшь, какой счастливый
На заре вишнёвый сад,
Сколько сил в корявой груше,
Озорства в дожде косом.
Разглядишь и в камне душу,
Если есть душа в самом…
Экологу
Ты не имеешь права нюни распускать,
На жизнь квохтать, что курица на воду:
Дано Природой всё, тебе лишь отыскать
Осталось путь вхождения в Природу.
И не имеешь права ты ругать людей:
Все правы, только не поймут друг друга.
Не понимая их, и сам ты лиходей –
С правами лишь выслушивать их ругань.
Но ты имеешь право знать и понимать,
Что мало путь избрать: так мир устроен –
Чтоб в нём оставить след свой, мало не хромать,
Печатать надо шаг – единым строем.
* * *
Трудись, и однажды, пронзив чернозём,
Почувствуешь землю живую живьём:
Червей, словно вены дрожащие, в дёрне
И в чёрной работе окрепшие корни,
И затхлый и сладкий до горечи дух,
И кратко подумаешь, чуть ли не вслух,
Что в этом и суть, как артерии жизни,
Крепить для людей чернозёмы Отчизны...
