Вот так висишь на барном стуле
рисуешь ручейки на стойке —
сливаешь пиво и текилу,
икаешь громко.
Зовёшь Эзопа пусть научит,
(он это делал до Иисуса):
как делится на равных суша,
и выпьешь море.
А дома что?
Там мать и телик.
Он?
Был,
такой, что прелесть прямо,
да весь вчера за хлебом вышел.
Из-за него, но верно рано,
в ломбард я посдавала многих —
навар потерян:
считалочкой про шишел-мышел,
делили прибыль накануне —
и мне водить бы, только ноги
в русалочьи срослись чугунно.
Нет, я не сталкер.
Ты смотришь страшно, борода,
черны и вздуты кистей вены,
рыбацкий свитер супер фешен
диоровского бутика,
был связан насмерть — пряжа цепка,
его донашивал брат 2.
Здесь бар, здесь звон — набат бокалов
по ком звонит?
Смог яблоком плывёт в иприт:
«ответ» сидит сквозь зубы цедит
густое кюрасао блю:
здесь всяк нашедшему приют:
по стенкам кóлокола льют.
Да-да...Алё...
(вокруг дзлюнь-дзлюнь)
Болит? Давно? Всё, мама, еду.
Я позвоню сейчас сама
и в неотложку и соседу,
Я помню!
Дофамин куплю.
|
