Они должны были быть любовным подарком,
но когда она разрезала бумажную обёртку,
оба увидели, что цветы фальшивые,
которые он в спешке сорвал с витрины магазина,
цветная ткань ручной работы, жёсткая, как кринолин.
И тут же она представила женские руки,
резку в цехе при тусклом свете окон,
грубые, дощатые столы, усыпанные вырезанными
головками цветов: лилий, ирисов,
хризантем без запаха,
пестики на проволоке в коронках,
тычинки с губчатыми наконечниками,
идеальные лепестки, чашелистики,
стойкие к угрозам сада.
Почему так неправильно, почему так...сплющено?
Почему бы не вместо символов неизменной любви?
Но они вполне хороши, чтобы расставить их в вазе
с сухой травой
и гортензиями прошлого лета,
чья мертвизна
(как бы это сказать) была ещё живой,
а может и другой стороной жизни.
Две стороны одного и того же?
Она немного посмеялась, такие мысли смущают,
даже когда держишь их в себе.
Но их ход пронес её по личному тоннелю,
через ужин, и чистя перед сном зубы,
она случайно подняла глаза на луну.
Её залитое солнцем лицо было, как всегда,
обращено в её сторону.
Полная луна, подумала она,
хоть и видна только её половина.
Это было озарение, с которым она решила
поделиться с ним.
Но когда он присоединился к ней
и они вместе лежали в темноте,
казалось нет причин что-либо говорить.
Слова, в любом случае, показались бы неправильными,
могли ускользнуть или исказить её намерение.
Хороший был слог, пробормотала ему,
погружаясь в сон.
И только на долю секунды, балансируя на грани,
она верила, что все, что должно быть,
должно быть понятным.
|
