1.
Овцы – такие же,
как во времена Авраама,
пасутся в окрестностях Рима
под мелодичную речь пастуха.
Овцы, они не меняются.
Блеющие восклицания,
грязно-густое руно,
черные ножки. Трава
жухлая; над горизонтом
тучек папаха. И ни о каких
кесарях ни помина.
Выщипали, словно овцы,
клевер, люцерну столетья.
Статуи – да, громоздятся.
Те, что у греков утырили.
Аляповатые копии,
форумов завсегдатаи
с тогами через плечо.
Дух же великого Рима,
что вдохновлял так Петрарку
и Августина Великого,
русских царей или фюрера,
выщипан ими «под ёжик»,
как безмятежно щипали,
метко и четко, с губы.
2.
Миролюбивые овцы
сглаживают это поле
над глубиною могил
и переломом окопов,
призраки тех поедая,
кто не вернется, в желудках
их упокоив и помня
больше о них, чем живые;
странноприимные овцы,
под вислым брюхом которых
спрятал себя и команду
некогда царь Одиссей.
О, если б так было можно
нынче укрыться двум-трём
странникам, что на таможне
жмутся с одним чемоданом,
без ковид-паспорта, храбро
к низу тележки приклеясь…
Но от туристов мне тошно!
Не путешественник – значит,
слишком завидую белой
завистью этим счастливцам.
Только овца мне близка.
В виде животном, природном,
или другом, переносном,
в образе всечеловечном
я ее где ни встречал:
и во дворах, где, воняя,
пиво сосала, в маршрутках,
маркетах, на перекрестках,
всюду, короче, везде.
Это животное наше,
сакральное и тотемное;
шерстка скаталась колечками,
а кое-где колтуны –
где ухватила история,
как ухватила история,
и блеяла либо брыкалася
эта овца напролаз…
Пасется она ль возле Рима,
на фоне ли гор, на равнинах,
она одолеет пространство,
выщипав степь постепенно,
с ним – время, его не приметив,
вслед монотонно проблеет
эклогу, обедню, речевку,
что Ромулу, что Парацельсу,
что фермеру, что пастушку.
14.10.2021.
|
