Гимназиста любил добрый божечка,
В светлом храме своём привечал,
И, в церковной курилке, немножечко,
Сладким дымом его угощал.
В пустоту самодельных театриков
Уплывали его медяки,
В безнадёжные предприятия,
Но у времени уши чутки.
Свет Луны,
Лица овал,
То ли Инь,
То ли Ян.
Кровавый жгут.
Танго вокруг.
Картавые жесты рук.
А потом был успех, залы полные
И великий немой созерцал,
Град букетов и взоры томные
В образа закулисных зеркал.
В октябре бенефис revolution.
Храни боже, стрельба в потолок.
И не знали кому это нужно,
Всё бездарно, господь не сберёг.
Бьёт под дых,
Безумьем рифм,
Белых дорожек
Стих.
Играй тапёр.
Жизнь-моветон.
Пульмана вагон.
Уходил пароход в страны дальние.
Он сошёл на турецкой земле.
И для всех разделённых, в изгнании,
Пел стихи на родном языке.
Много лет, в лицедейских скитаниях,
Бил челом своим в стену одну.
Показательно, в дни испытаний,
Возвращён, снова всё на кону…
На концерт недостать билет,
А его, как будто бы нет.
Как гипноз, официоз
Манит на склоне лет.
Гостиничный номер-
Его кабинет
И в чистом поле клозет.
Он ушёл, как положено страннику,
У кого дом везде и нигде.
Не в любовь ему женщин признания.
Не приходят слова на листе.
Под коньяк письмецо поминальное!
Ангелятам приветы в конец!
Все минуточки-всё не шуточки!
Даровал их в избытке творец!
|
