«..И становилось ясно, что Синявский — человек-метафора. Что чисто литературный прием имеет у него нелитературные корни. И потому-то его жизнь сложилась так, а не иначе, что он пропутешествовал ее среди метафор, почти неосознанно путаясь на границе бытия и литературы, меняя их местами и прогуливаясь при этом отнюдь не только с Пушкиным…» «Маски духа» Ефим Бершин
*** Синявских было два или три, не считая Терца. Очки его висели на кончике носа, стекла – на уровне щек, близорукими были именно щеки, но в зоне сердца – человек-метафора, зрение, уголёк.
А глаза были разными…Верил… Прогулки с Пушкиным… Всюду Пушкин, Пушкин, куда ни пойди, всюду няни, кружки, прогулки с кружками… Это – магия слова, словно конец пути. Да Синявских и было два-три, не считая чуда, это слово о великом божественном единении мира, он остался в метафоре, строился в неоткуда, только глазом косил, дыряв, как кусок эфира.
Колдовал над формулой, материализовывал… Он варил эту формулу, как варят на кухне щи, а потом уходил в неё словно бы дорисовывал, доливал, достраивал (с повара не взыщи), но ни в чем не виновен – признался, мол, я – Абрашка, я – Абрашка, казните. Метаморфоза. Борода была белой, надежда тоже, но было тяжко, тяжко вечность волочь – метафору без наркоза.
|