Номер восемнадцать сорок пять, разрешите представиться. Если быть совсем точным, то восемнадцать сорок пять эм эн.
Моя история начиналась ещё в другой стране, которой уже нет. Как давно нет и завода, где я впервые сошёл с конвейера. Помню дежурное отношение приёмщика к ещё одному автобусу из тысяч, что выезжает за проходную. Пожилой толстячок, в синей форме, с пятном на боку и пачкой бумажек в кармане. Он с напускной деловитостью прошагал в тапочках на босу ногу по салону и вышел, махнув рукой:
- Годен!
Что ещё могли сказать в той стране, которой уже нет? Качество не подвергалось сомнению, а если что, дорабатывалось на месте, никому не нужны были отставания в пятилетке.
Это волнующее ожидание первых пассажиров и горькое разочарование от толпы рабочих, в грязных сапогах, что ехали утром на смену. Мне довелось попасть на прииск нового месторождения. Вахтовка, что с нас взять. Избитые ступеньки, спустя всего год, вечные плевки и шелуха от семечек. Мерзкое ощущение от процарапывания на спинках кресел. Что они там корябали, эти люди - «Здесь был Вася», «Люда шалава», «Прораб дурак». Вечные крики уборщиц, в конце смены, грязными тряпками елозивших по ободранному полу. Можно написать диссертацию по русскому мату, только вот рук нет, только поручни. Если бы они были, сколько настоящих рук бы я оборвал!
Мне повезло, спустя пять лет таких мытарств, меня отправили в ремонт, подчинили, подкрасили и отправили возить пионеров из забытой деревни в поселковую школу. Дети были не лучше, но согревала мысль, что хоть кто-то из этих маленьких и сопливых школьников станет порядочным человеком, вырвется из рутины бытия здешних мест. Я мирился с их грязными портфелями на креслах, надеясь, что часть знаний из учебников в этих портфелях, сделает их немножечко лучше. Наивная простота. Со временем, я понял, как забавен был, со своими мечтами. Особенно, когда на сиденьях стали появляться дыры, как будто голодные волки откусывали куски своими острыми и неровными зубами. Когда перила прогнулись от их постоянного висения на них. Да что там, вряд-ли они вспоминают свой старенький автобус, разве что время, проведенное в нём, на пути в школу и назад.
Пришла новая эпоха. Страна, где я, как и некоторые из моих читателей, был сделан, развалилась. Завод, где я впервые выехал за ворота, оказался в одном государстве, я в другом. Вслед за страной развалился прииск. Вслед за прииском развалилось село, люди разъехались, кто куда. Я был списан, продан за долги и переехал своим ходом, на спущенных скатах, в город. Здесь мне поставили новые стёкла в окнах и перекрасили в странный, весь ярко-синий цвет. В стёклах было пространство, куда стекал конденсат, от надышавших пассажиров и скапливались насекомые, умудрявшиеся проникнуть к плавающим пластиковым шарикам. Всё это сюрреалистично перетекало внутри окна, вызывая чесотку и зуд, но кто бы об этом знал, никому нет дело до переживаний автобуса. Выяснилось, что во всём есть свои плюсы и минусы. Грязи от пассажиров стало больше, особенно по утрам и вечерам, но зато реже рвали поролон и кожу сидений, меньше писали гадости. Всё-таки народ стеснялся друг друга, да и появившийся кондуктор следил за хозяйским имуществом, покрикивая на детей. Да и мыли меня теперь лучше, странные люди, приехавшие из одного из осколков когда-то большой страны. Они говорили на незнакомом языке, постоянно пили чай и я узнавал только мат, который, судя по всему, был интернационален. Водители из них были никакие, постоянно рвали сцепление, мечась между полосами и покрикивая на другие автомобили вокруг. Пассажиры падали, тоже ругались, обзывали водителя, тот обычно молчал, но бывало и огрызался. Кондуктор – пожилая толстая тётка, единственная, кто был с ним приветлив и он очень это ценил, угощая лепёшками.
Настала пора и всё снова переменилось. Из разговоров я понял, что хозяин не выиграл тендер на перевозку, фирма развалилась и на линии вышли новенькие старые немецкие автобусы, которым хоть и было лет, как мне, но ресурс у них был выше, а износ меньше. Я снова стал не нужен. Вот теперь стою на спущенных скатах, с проржавевшими дисками и разбитыми окнами, на обочине. Редкие мальчишки залезают посмотреть, что еще можно ободрать, да бомжи справляют нужду. А прохожие идут и качают головой, зачем эта рухлядь и когда её увезут с улицы на свалку. Все эти сотни тысяч пассажиров, прошедших через салон и мою жизнь. Все вечно спешащие на работу и домой. Все, встретившие свою любовь и разбежавшиеся навсегда. Пустота и желание, чтобы скорее всё закончилось, приехал грузовик с крюком и увёз в небытие
|
