отцу

В бесконечных тревогах за волка, козу и капусту
ошалевший паромщик о собственном счастье забыл.
При посредстве «авось» в огородном остатке не густо…
Где «абы» да «кабы» - в результате кресты да гробы.

Пыль столбом за окном, в завихреньях читается вензель,
в облаках монограмма любви из молекул воды.
И опять божество для кого-то окажется сrazy,
а удел сумасшедших – всегда умирать молодым.

Однокомнатной камерой лечит судьба одиночек.
Где живёт толерантность – в итоге один результат,
да и тот на заре человечества Бог напророчил:
«Будет резво на брата доносы состряпывать брат.

Указующий перст направленье покажет неверно
и в стотысячный раз, будто кегли, попадает люд.
Предпоследним окажется тот, кто оступится первым.
Поседевшие матери взрослых детей отпоют»...

Налетая на столбики-вехи крутых поворотов,
оставляя зарубки на судьбах дверных косяков,
разболтался народ, потому что неплотно намотан.
Загрустил государь от извечной нехватки оков.

Пропылил тарантас по ухабам июньского пекла,
а за ним на верёвке - консервная банка-душа.
Кто сказал, что закат полыхал? Был тщедушным и блеклым.
Кто решил, что друзья бескорыстны? Помочь не спешат...


Попрошайкою трётся у ног одинокая псина.
Закольцованность дней отразилась в глазах, как итог.
Ах ты, бедная девочка… Где ж тебя столько носило?
Не дождался и помер смышленый, блохастый щенок.