Волк
В первой клетке на полу
Чутко дремлет волк в углу.
Удручающе худой,
С крупной гордой головой.
Чуть подрагивают лапы,
Он во сне бежит куда-то.
Может, лося загоняет
Со своей родною стаей.
Иногда глаза откроет,
А в них скрыто столько боли.
В сказке, помнится, любой
Волк всегда голодный, злой.
Добрый лишь в одной, наверное,
В той, где он украл царевну.
Он тогда нёс службу рьяно
У царевича Ивана.
Я смотрю на волка снова –
Ничего в нём нет такого.
Да и выглядит, однако,
Как обычная собака.
Бурый медведь
Здесь живёт хозяин леса,
Богатырь с солидным весом.
Битый час стоят тут дети,
Ждут, когда он их заметит.
Только наш хозяин леса
Никакого интереса
К ним вообще не проявляет,
А стоит как пень, вздыхает.
Иногда пройдёт вдоль клетки,
Что бывает очень редко.
Взгляд тоскливый, шерсть скаталась,
Ничего в нём не осталось
От лесного великана,
Что палящим летом рано
Рыбу сам ловил когда-то
У речного переката,
На лету старался сцапать
Свой трофей когтистой лапой.
Как факир, всё делал ловко
Со смекалкой и сноровкой.
Сам упитанный и чистый,
В шубе гладкой, шелковистой.
Таким зрелищем, признаться,
Не устанешь любоваться.
Все медведи – тугодумы
И свирепы и угрюмы.
Это мнение расхожее.
Да, медведь, конечно, может
Быть свирепым и нещадным,
Лютым, даже кровожадным.
Но ему есть оправдание –
Это способ выживания.
Он всегда и где угодно
Нападает лишь голодным.
В сказках всех его собрат
Неуклюж и простоват –
«Безобидный простофиля!»
Но его всегда любили.
Называли не иначе
Как «Михайло» и «Потапыч».
Тигр
В полосатой рыжей шкуре
Ходит взад-вперёд понуро
Тигр со впалыми боками,
Грустный, с жёлтыми клыками.
Смотрит вяло, равнодушно.
В клетке ему просто скучно.
Он и сам, возможно, знает,
Что лишь жалость вызывает.
Всё пытается понять,
Как смогли его поймать
И засунуть в клетку эту?
У него ответа нету.
Ведь не мог он знать, бесспорно;
Что есть пули со снотворным.
У себя в тайге великой
Безраздельным был владыкой.
Где оно, лесов раздолье?
Разве можно жить в неволе?
Может быть, звучит банально,
Тигр, зверь просто уникальный.
Из кошачьих всех, заметьте,
Самый крупный зверь на свете.
Обладает совершенным
Обонянием, слухом, зрением.
Тело их упруго, гибко,
А оскал их как улыбка.
Это высший класс породы,
Так сказать, венец природы.
Если конкурсы бы были,
Тигры титул получили
От «звериного агентства»:
«Мисс и мистер Совершенство».
Тигр у всех нас, без сомнения,
Вызывает восхищение.
А вот в мифах на Востоке
Он безжалостный, жестокий.
Зверя нет страшней и хуже,
Он несёт смертельный ужас.
Лев
Лев – зверь гордый и свободный,
Смелый, сильный, благородный.
Царь зверей, такое звание –
Знак всеобщего признания.
Он в саванне, крае диком
Со своим ужасным рыком
Повергал в невольный трепет
Всех, кто только слышал это.
Там раздолье для охоты:
Зебры, серны, антилопы.
Их выслеживать не надо,
Все они пасутся рядом.
Только тут как повезёт:
«Видит око, зуб неймёт»
И нередко так бывает,
Что добыча ускользает.
Каждый день под солнцем жарким
Лев «играет в догонялки».
Но когда спокойным шагом
Лев проходит перед стадом,,
Значит, он сегодня сыт
И опасность не грозит.
Взаперти успев побыть,
Лев утратил свою прыть.
Ходит весь какой-то сонный,
Безразличный, изнурённый.
Грива спутанная вся
И усталые глаза.
Лишь рычит как подобает,
Этим всех и привлекает.
В Африке теперь бы он
Был бы точно обречён.
Белые медведи
Всех свободней у соседей –
Белых северных медведей:
Огороженный вольер,
Хоть и скромный интерьер.
Очень важно и другое,
То, что здесь их всё же двое.
Есть ещё бассейн с водой –
Он спасает в летний зной.
Правда, тут одно смущает:
Никто воду не меняет.
Каждый был в той жизни прежней
Властелин просторов снежных.
Лишь во сне теперь верней
Океан, и снег, и лёд.
Как он в шубе белоснежной
К полынье шагал прибрежной,
Как бросался в воду сверху
И охотился на нерпу.
Там знакома вся округа,
Здесь не узнают друг друга.
Цвет стал просто неприличным –
Ржавым, чуть ли не кирпичным.
Так медведи, может статься,
Скоро в бурых превратятся.
Верблюд
Над оградой высясь гордо,
Здесь стоит верблюд двугорбый
И со жвачкой непременной
Смотрит свысока, надменно.
Никакого в нём надлома,
Чувствует себя как дома.
Здесь уютней и спокойней,
Чем в песках пустыни знойной.
И питание отменное,
Есть всегда вода и сено.
Да ему и в самом деле
Там колючки надоели.
Развлекается нередко, -
Он плюётся очень метко.
Создаётся впечатление,
Что смеётся он над всеми.
Жираф
За высокою оградой
Зверь-загадка, зверь-шарада.
Он – восьмое чудо света,
Он как гость с другой планеты.
Дети, у ограды встав,
Смотрят, головы задрав,
И, конечно, удивляются:
Ноги с шеей не кончаются.
Рост всех просто поражает.
Нет, такого не бывает
И не верится: ну , надо же, -
Выше дома двухэтажного!
Шея как стрела у крана,
Можно рвать легко бананы.
Когда в Африке встречали,
Звери недоумевали,
Правда вслух спросить не смея:
- Где он взял такую шею? –
И про ноги намекнули,
Мол, не ноги, а ходули.
Да, жираф наш нетипичен,
Но всем очень симпатичен.
В ярких пятнах вся рубашка
И забавная мордашка.
А глаза на наши лица
Смотрят с детским любопытством.
Он и лёгок и пластичен,
Быстр, изящен, динамичен.
Да и рожки, наконец,
Словно царственный венец.
Рост, бесспорно, помогает –
Горизонты расширяет.
Только всё-таки бывает,
Что, порою, и мешает.
Даже, чтоб в ручье напиться,
Мало просто наклониться.
Чтобы это удалось,
Должен ставить ноги врозь.
И бросать ему в ограду
Фрукты, овощи не надо.
Трудно их с земли поднять,
Это все должны понять.
Вы их кверху поднимите
И жирафа угостите.
И совсем не надо трусить,
Никого он не укусит.
Слон
Слон-гигант, бесспорно, редкий
Не нашлось ему тут клетки.
Думаете, слон на воле
И пасётся в чистом поле?
Нет, слона не позабыли
И его отгородили
Здесь барьером многотонным
Из железа и бетона.
Серый слон на сером фоне
Словно тоже из бетона.
Как тут быть и где же выход?
Слон не ест, вздыхает тихо.
Всё немило, всё постыло,
На щеке слеза застыла.
Он стоит как в землю врос,
А в глазах немой вопрос:
- Ну, за что же мне такое?
Что я сделал вам плохого?
Не замечен, вроде, в драках,
Не буян, не забияка.
Я не хищник, не злодей,
Я всегда любил детей.
Я бы с ними в мяч играл,
На спине бы их катал.
Дайте мне тележку с бочкой,
Буду поливать цветочки.
Орангутаны
Здесь, в высокой самой клетке,
Разместились наши предки.
Их, орангутангов, двое,
В центре – дерево сухое.
Он – с печальными глазами,
Мощной грудью и плечами,
Она – маленький бесёнок,
Непоседливый ребёнок –
На суку уселись крепком.
Он, рукой держась за ветку,
Другой обнял осторожно
Дорогушу рыже огненную.
А она в комочек сжалась
И доверчиво прижалась.
В нём она души не чает.
Он её не обижает
И другим не даст в обиду,
Это ясно и по виду.
Ведь вокруг ей всё чужое,
Всё враждебное и злое.
За неё он здесь в ответе.
Двое их на целом свете.
Это не в Калимантане,
Где они довольно рано
Просыпались каждым утром
На ветвях в гнезде уютном.
Он спешил при этом бросить
Прямо ей в постель кокосы.
И, конечно, жизнь такая
Теперь кажется им раем.
До чего же мы похожи,
Прямо как мороз по коже.
Пусть они чуть диковаты,
Но они и мы – приматы.
Ощущают боль и холод,
Страх, тоску, обиду, голод.
Пусть не обладают речью,
Они, может, человечней
И, по-своему, добрей
Даже многих нас, людей.
Больше я стерпеть не смог.
Там ещё был носорог,
Кенгуру и бегемоты,
Дикобразы и еноты.
Рыси, барс и леопарды,
Ягуары и гепарды.
Грифы, коршуны, орланы.
Тьма рептилий знойных стран:
Змей, удавов, игуан.
Только так уж получилось,
Встречи с ними не случилось.
Я решил уйти скорей,
Было больно за зверей.
Всем им тут живётся худо,
Кроме, разве что, верблюда.
Но я знал, уйдя отсюда,
Глаз звериных не забуду.
В них не злоба и не ярость –
Безысходность и усталость.
Жалко наших меньших братьев,
Не хотим мы понимать их.
Отчего же мы такие –
Равнодушные, сухие?
За людей мне было стыдно,
За зверей вдвойне обидно.
Как помочь несчастным этим,
Ведь они совсем как дети?
Мне хотелось, я не скрою,
Выпустить зверей на волю.
Все они мне стали ближе.
Но на воле им не выжить.
Я сюда вернусь, я знаю
И увидеть здесь мечтаю
Не решётки и барьеры,
А просторные вольеры.
Только тех, кто стал мне ближе,
Я здесь не увижу.
Посвящается строительству нового зоопарка в г. Перми
|
