"Сашкин колокол. Из далёкого 1937" повесть, гл. 15
Олг Николаев-Зинченко
- 15 -
Со стороны полей и кромки леса он тихо въехал в глубоко спящее Лукинское.
- Наконец-то! - с облегчением подумал он.
Сашка приблизился к мёртвой церкви. На дверях разорённого нечестивцами храма висел большой чёрный казённый замок.
Вокруг тишина и спокойствие. Село спало. Ни одного огонька в окнах изб. Было уже далеко зАполночь. Пошёл тихий пушистый снежок. Сашке это было на руку. Засыплет все его следы.
Он подъехал к сугробу, в котором покоился утонувший в нём бронзовый церковный колокол, позавчера сброшенный красными большевистскими вандалами с колокольни, и в суматохе их служебного рвения и беготни, - забытый ими.
Он поставил сани на ровной, удобной, вытоптанной площадке, - рядом с этой кучей снега, сохранившей колокол, как в пуховой перине. Вынул из саней совковую лопату и начал копать. Работа шла быстро.
Вскоре под лопатой глухо стукнул металл. Сашка обкопал вокруг. Поверженный богохульниками колокол лежал на боку.
Сашка тихонько положил лопату в телегу. Она ему больше была не нужна. Прежде всего он туго обвязал тряпкой - толстой дерюгой от мешка - язык колокола, чтоб не звякнул невзначай, на его и на Сашкину беду.
Затем он взял толстую верёвку и продев её в ухо колокола, крепко завязал надёжный узел. Другой конец верёвки он привязал к полозу саней. Затем тронул сани немного вперёд. Колокол мягко выполз из снежного гнезда своего на ровное место.
Вот он родной. Вот он миленький. Вот он голос церкви Красной. Глас храма Успенского. Родного храма.
Величиною колокол был немного повыше и побольше 40-литрового молочного бидона на коровьих фермах. И, естественно, намного тяжелее. Сильно намного.
Сашка подвёл зад саней поближе к поставленному в вертикальное положение колоколу. Он взял из телеги две толстые обледеневшие скользкие доски и подставил их к колоколу. Другой конец этих досок он положил на задний край саней. По этим двум скользким доскам он с большим трудом, но довольно быстро затолкал колокол наверх, в сани.
Колокол был в санях! Дело сделано!
Он лихорадочно закидал привезённым сеном колокол и все инструменты в санях.
Всё было замаскировано. На всякий случай. Мало ли что.
Затем он большой совковой лопатой закидал в сугробе яму от колокола. Привёл сугроб в прежний вид.
Площадку, где он только что грузился, он выровнял, загрёб следы работы. Всё стало выглядеть точно так же как и до его приезда.
Теперь было незаметно, что кто-то копался и топтался здесь ночью.
Остальное довершит и выровняет падающий с неба чистый, мягкий, пушистый предновогодний снег.
К утру снег всё засыпал и замаскировал все следы Сашкиной ночной деятельности.
Сашка положил свои две доски в сани и тщательно проверил - не оставил ли он чего на снегу. Ни одной спичечки не должно после него здесь остаться. Ни одного следочка его посещения этого места.
В санях всё было закрыто сеном, и не вызвало бы ни у кого ни малейших подозрений, встреть он кого в два часа ночи в пустынном малолюдном спящем селе.
Но нужно было срочно уезжать. Расслабляться рано!
Лошадка Дунька пошла по прежним следам своим. Назад. В Старую Мельницу. К теплу. К сену. И к овсу, если повезёт и Сашка раздобрится.
Она знала, что вся эта ночная Сашкина возня и поездки заканчиваются и она скоро отдохнёт от этих вечных человечьих дел и забот.
Домой, в Мельницу кобылка шла гораздо веселей и бойче. Хотя и с большим трудом, закапываясь глубоко в рыхлый снег.
Около трёх ночи они были уже на подъезде к своей деревне. Сашка объехал Старую Мельницу стороной и подъехал к родной речке Ковре выше по течению. Река отсюда бежала в сторону его деревни. Летом здесь было болотистое поле.
Здесь, среди густых прибрежных кустов, он знал хороший омут в реке, где он в детстве ловил рыбу и купался. Мало кто знал этот омут, даже из коренных, местных, деревенских. Глубиной он был метра 4, а может быть и все 5.
Сашка не торопясь спустил колокол с саней по наклонным ледяным доскам на снег около берега. Затем он настелил эти доски на снег - одна в торец другой. И по ним, как вагон по железной дороге, колокол был им затянут на нетолстый лёд быстрой речки.
Он рисковал провалиться, проломив своим весом лёд омута, но он не боялся воды, даже холодной. А в медленной воде омута речка не успеет затащить его под панцирь льда своего. Так он надеялся во всяком случае.
Он боялся только лишь красных палачей-живодёров. Борцов с древней верой русской. Святотатцев нечестивых.
К уху колокола была привязана ещё в Луках толстая верёвка, - которой он вытянул санями колокол из сугроба. Он её не отвязывал тогда. А сейчас он ещё крепче затянул тот свой узел.
К этой верёвке он надёжно привязал заранее приготовленный им дома тонкий крепкий серый шнур. Другой конец шнура он привязал к сАмому основанию одного из многочисленных здесь прибрежных кустов. И пометил куст, надломив его наполовину.
Затем, по этим же ледяным скользким доскам, подставляя их поочерёдно в торец одна к другой, он подтолкнул колокол к проруби во льду, как раз над сАмой серединой омута. Где было самое глубокое место.
Прорубь он пробил рыболовной пешнёй прошлой ночью, прибежав сюда на десять минут, незадолго перед своими утренними сборами на работу.
Теперь он обновил прорубь штыковой лопатой. Заново пробил тонкий наросший за сутки лёд. Округлил и расширил края проруби.
Колокол тихо ушёл на песчаное дно глубокого омута, булькнув Сашке на своём колокольном языке про огромную свою благодарность ему, - человеку, - рисковавшему всем, буквально всем, ради его, колокола, спасения.
Толстую верёвку, привязанную к уху колокола, он утянул с собою на дно. Остался только один малозаметный тонкий шнур, выходящий из поруби.
Сашка прорубил штыковой лопатой канавку во льду для шнура, тянущегося от проруби до прибрежного куста.
Затем он вложил в эту канавку шнур. Сверху присыпал снегом. И разровнял. Шнур исчез в толще речного льда.
- Следующей ночью надо будет пробить пешнёй трещину во льду, от куста до проруби, и полностью утопить шнур в реке, - подумал он с огромным облегчением, в связи с окончанием этой труднейшей и опаснейшей его ночной работы.
Затем он нашёл неподалёку отсюда заранее спрятанные им в подлеске на берегу речки два сухих ствола, поваленных давней октябрьской бурей, берёз. Они лежали здесь с середины осени.
Он распилил ножовкой каждый берёзовый ствол на три части и загрузил все шесть берёзовых брёвнышек в сани. Для виду. Как бы за дровами ездил из своей деревни.
Вернулся он домой в пятом часу утра, счастливый и возбуждённый. Всё в нём горело, кипело, радовалось.
Лошадке Дуньке он высыпал весь свой небольшой запас овса, что хранился в сарае, на всякий случай. Сколько съест - столько съест, миленькая. Не подвела! Выдюжила, Дунюшка!
Кобылка стояла в тёплом сарае, блаженно хрумкала овсом, махала хвостом, и наслаждалась отдыхом. Много ли ей надо, - старой скромной трудяге, скотинке безответной.
Она была тоже очень рада, что ночные похождения по пустынным заснеженным полям-болотам и мелколесью наконец-то закончились так счастливо для неё.
Она с удовольствием взяла с ладони радостного и страшно благодарного ей Сашки несколько кусочков колотого сахара-рафинада. И покивала ему несколько раз большой своей доброй головой.
Александр тихо прошёл в горницу. Все мирно спали. Тишина и спокойствие царили в этом маленьком, родном, тёплом мирке его. В его гнёздышке, которое только что, этой вот ночью, подверглось огромной опасности разорения тупой, жестокой и коварной силой.
Силой страшной неограниченной власти приспешников и опричников Злобного Грузина, жёстко подмявшего под себя огромную несчастную страну с её забитым, запуганным, долготерпеливым народом.
И это всё, весь этот риск для жизни Сашки и дорогих ему жизней его детей и его жены - всё ради спасения церковного колокола - христианской святыни.
Спасения святыни русской для будущих поколений русских людей, жителей этого прекрасного северного приладожского края. Когда поймут потомки наконец, что не ведали, что творили их отцы и деды под руководством дьявольской, сатанинской власти.
***********
30 окт 2012
СПб
© Copyright: Олг Николаев-Зинченко, 2017
Свидетельство о публикации №217112402011
|
