Свернулась ночь, как кошка, у окна. Фонарь горел на рубеже вселенной. И свет, припавший к плоскости стола, казался бесконечно откровенным.
И на столе лежал - забытый лист, как лозунг - от несбывшейся свободы… как снег, пока, не долетевший вниз, и как плита - упавшая - на всходы.
Как тучи белой - загарпуненная ткань, ее порезали на новые мундиры. А вместо ткани прибивали к небу - сталь. И своды – наверху - её - лудили…
Что возмущаться, лишних слов не говори. Дождь накануне долго мучил крышу. И в серый саван, вместо утренней зари - ноябрь кутал… ну - и в воду или - в жижу.
Смесь - грязи, льда с водой - почти зима… Цвет желтый листьев, отпевая, умирает. И сколько не напяливай - тряпья… на душу - она жутко - замерзает.
Косился стрелкой на дороге - семафор, вгоняя в пробку, за мигалкою, машину. Я вздумал взвесить на ладони целый год, который разрывает гирей - жилы.
Толкали небо, под крестами, купола, прохожие крестились на витрины. Хочу напомнить - раздеваться догола - куда удобней - в своей ванной и в квартире…
Еще удобно - не читать чужих стихов. И под подушкой, на диване, горько плакать, размениваясь в кучу медяков, готовых тебя – лапать, лапать, лапать… Вести беседы, говоря собаке - «ты», трепать ей речью - растопыренные уши… И слепо верить, что в горшке твоем цветы - заменят части моря или суши.
Переливаю - в плоскости – моря… Соленый ветер обдаёт ночным дурманом. А прошлым летом пух пускали тополя по городским, надраенным, бульварам…
Свернулась ночь у самого окна… Фонарь горел на краешке вселенной… И луч его, коснувшийся стола, стирал налет от загустевшей скверны.
|