Жизнь обкрадывает нас, медленно, отсекая от нашей сущности по кусочку. То, что в конце концов остаётся от нас, это уже некая новая субстанция.
Есть люди, не встретив которых, мы не стали бы теми, кем стали. С их уходом мы хороним и часть себя, и при этом едва ли не лучшую часть.
Для меня таким человеком был и навсегда останется Сергей Бендт, тот, с кем «отшлифовались, как песок и гранит, друг о дружку» на протяжении полутора десятка лет, тот, с кем вместе делили мысли и чувства, созвучные, сопредельные, тот, с кем вместе так любили и по мере сил и таланта воспевали родной город, в конце концов предавший нас, убив одного и изгнав другую.
Любовь сильней, когда она вдогонку,
Издалека и вслед,
Сродни осиротевшему ребёнку,
Просящему монет.
И для скитаний распахнувши разум,
И над душой царя,
За всё и мстит, и награждает разом
с величием царя.
В стихах, написанных Сергеем в дни недолгой разлуки – прозрение разлуки предстоящей, более глобальной, никому неведомо насколько затянувшейся. Как истинный поэт, Бендт умел пророчить, иногда себе на беду. Кому-кому, а той, что пишет эти строки, глотая слёзы, поскольку главные раны не затянуть никаким временем, известно, что это он писал о том, что – за гранью:
Чем распишусь в получении
Встреч, как пустыня,
Разлук, ставших благом,
Рук, поднимающих после подножки –
Шеей подставленной,
Постом ли, пиром?
Мальчик-кладоискатель,
Ответ где-то здесь,
Между вдохом и выдохом.
В зыби вонзайся холодные.
Здесь не мешают шипенье и треск
Факелов угасающих,
Шмель, для булавки назначенный,
Жалит и прочь улетает.
«О вы, которые уснули меж двадцатью и сорока…» - эти строки Леонида Мартынова написаны не о Сергее Бендте, которому было отмерено чуть больше – 48… Они – о поэтах всего мира, с которыми при жизни обошлись незаслуженно жестоко, а потом, когда их вдруг не стало, схватились за головы и запричитали в припадке запоздалой любви.
Глядя в телеэкран, где Эдвард Радзинский, рассказывая о гибели поэтов России, пытается постичь истинные причины преждевременного ухода Есенина, Маяковского, Гумилёва, где помимо революционных безумствований, несомненно, кроются мотивы личностные, отчётливо осознаю: поэтов губит безоружность перед пошлостью, подлостью, бездуховностью.
Незащищённость, недовостребованность, трактуемые в милицейских протоколах и выписках из журналов судмедэкспертизы как несчастные случаи, уносят из жизни тех, без кого эта жизнь становится тусклой и блёклой.
В ШАГЕ ОТ…
Мы не знаем, что сбудется с нами,
Ведь сегодняшнее – не навек.
В промежутках меж нашими снами
Повстречается наш человек.
Принесёт он и радость, и муку,
Благодать, удивленье и грех,
Потеснит он унынье и скуку
И один он заменит нам всех.
Созиданье он и разрушенье.
Видно, писано так на роду.
Ветер он в паруса и ошейник,
Он предаст и отгонит беду.
Время мчит и влечётся лениво.
Ждать умей и получишь ты весть
Через горы, моря, рощи, нивы,
Что спешит он к тебе, что он есть.
24.01.2006 г.
В этих строках, написанных действительно «В ШАГЕ ОТ…» нелепой, неоправданно жестокой гибели, чуть больше, чем за год до роковой проклятой даты 15 марта 2007-го, надежда на будущее с близким и понимающим другом. Но, увы, самые верные и преданные из нас, не в силах отогнать того, что предрекаемо-писано на роду…
Ношусь петухом
С головою отрубленной,
Твердь кровью рося…
У поэта после физической смерти есть шанс выжить. В опубликованных произведениях. Собственно, для этого и пишу я так трудно дающиеся воспоминания об одном из самых главных людей своей жизни. Возможно, прочитав стихи и хоаку Сергея (а ведь есть ещё и проза, и публицистика), кое-кто посмотрит на мир не столь пуританским взором?
ПОСЛЕДНИЙ ГОД ДЖЕКА
Моя вечерняя заря,
Поглядывая на часы,
Ждёт момента получше,
Чтобы откланяться.
Что-либо, что-нибудь, что-то
Останется
Памятью пастуха
О загнанном любимом коне,
Кустом, уцелевшим при пожаре
(Спасибо ветру,
Что дул не в его сторону).
Крепко-накрепко, строго-настрого
Я уяснил, что
Все наши близкие – убийцы
Либо нашего времени,
Либо нашей веры.
Прочие – самоубийцы,
Убивающие себя
Всем, что ни есть хорошего
Или плохого.
Мне неведомо,
Как замерзать одному в степи,
Но я убедился, что
Два подлеца или лодыря вместе
Легче оправдают
Свою подлость или лень,
Чем поодиночке.
Ещё я знаю,
Что нашим достижениям
Мы обязаны прошлым обидам,
А рана под повязкой
Болит так же,
Как и без неё.
Сергей Николаевич Бендт родился в Астрахани 2 июня 1958 года. С раннего детства отличался любознательностью и помногу читал. Учился в средней школе № 10, которая в начале его обучения, до 1970 года, располагалась в здании консерватории, увлекался шахматами, иностранными языками, часто посещал астраханские театры. Любовь к актёрскому мастерству привела Сергея на театральное отделение астраханского музыкального училища, хотя поначалу юноша пытался освоить профессию каменщика, а чуть позже поступил в рыбный техникум, который, впрочем, вскоре оставил.
Красивый, пластичный, талантливый юноша совмещал обучение с работой монтировщиком и осветителем сцены в театре юного зрителя, а затем и в драматическом театре. На одном из просмотров он вместе с партнёршей по сцене Мариной Богдановой был замечен одним из столичных режиссёров, и пара молодых актёров вскоре была переведена в Ашхабадскую театральную студию, одну из лучших во второй половине семидесятых.
Своим формированием, как говорил он сам, Сергей во многом был обязан таким режиссёрам, как Р.Хамдамов, Е.Гасин, причём не только в плане актёрского становления, а прежде всего воспитанием личности. Тогда же, в годы обучения в Средней Азии, С. Бендт начинает писать и публиковать стихи.
АЗИЯ
Здесь жизнь неспешна и недорога.
Слова – изюминами в тесте.
Жара влечёт потери в весе,
И на мечети острые рога
О голубой наждак небесный
Оттачивает полумесяц.
И кажется, что молод ты. Почти.
Час утренний о дне хлопочет,
А вечер делает для ночи
Всё, чтобы завтра утра час почтил
И запах из корзин и бочек,
И в праздничной программе прочерк.
По счастью, сохранилась видеозапись, где Сергей Бендт профессионально, по-актёрски, исполняет эти стихи.
Сергей Бендт долго отсутствовал в родном городе. За эти годы он играл в театрах Ферганы и Ашхабада, Смоленска и Димитровграда, Балашова и Балакова,Сарапула и Златоуста. Затем играл в астраханских театрах – театре кукол и драматическом. Одними из лучших сыгранных ролей сам он считал роли Синдбада-Морехода в одноимённой сказке, Швабрина в пушкинской «Капитанской дочке» и Гуревича (Венедикт Ерофеев «Вальпургиева ночь, или шаги Командора»).
Театр дал Сергею многое. Помимо сценического исполнения, он участвовал в радио- и моноспектаклях. Особенно удавалась С.Бендту декламация стихов поэтов фронтового поколения, за что он неоднократно получал поощрения.
Возможно, именно тогда, в период от двадцати до тридцати лет, в молодом человеке сформировалась настоящая гражданская позиция, несколько позже вылившаяся в строки истинно значимой настоящей поэзии:
ВЕТЕРАН
Что я видел хорошего, кроме войны?
Униженья, поборы, да страх ежечасный.
Лишь «сучка» наглотавшись, мы были вольны
Обо всём, что придётся, натачивать лясы.
Маялка у ворот, керосиновый чад,
Крики: «Стёкла вставлять!» и галдящие бабы
Выясняют, кто слямзил с верёвки наряд,
Не сказать, чтобы новый, отсохла рука бы.
Пустыри, жизнь в бараках, да лагерный мат,
Роды при переездах, рубли до зарплаты,
И не жду я повестки в райвоенкомат,
Собираюсь. Мать ставит на брюках заплаты.
Ох, царица небесная, матушка-мать!
Была крепкой броня, были быстрыми танки,
И столицы нежданных гостей принимать
Как убийцы умели и как куртизанки.
Что увидел вернувшись? Обманутых жён,
Не дождавшихся близких и нищих в медалях,
И людей, не привыкших переть на рожон,
Тех, кто сдал и кого почему-то не сдали.
Будьте здравы, любившие в гиблом огне,
Без войны не сумевшие б стать человеком.
Славься, смертью оплаченный праведный гнев,
Майский праздник, как гордость живым и калекам.
Как сказано С.Бендтом в предисловии к единственной на сей день изданной отдельной авторской книге лирики под название «НО…» (Астрахань, 1997), «первый раздел сборника – дань русской поэзии, второй – мира, третий – японской.
Почему «Но…»? Мы говорим: «Всё хорошо, но…» или «Всё плохо, но…» Нет гармонии без конфликта. Оптимизма желает читателю эта книга и её автор.
О себе. Не был. Не состоял. Не участвовал.
Не жалею. Не зову. Не плачу.
Читайте и перечитывайте.
С.Б.»
Выходили многочисленные альманахи, было множество журнальных публикаций, была и книга на четверых поэтов, куда вошёл венок сонетов Сергея «Своей дорогой», однако по сей день кроме чёрно-белой тоненькой брошюрки не вышло самостоятельного издания этого талантливого автора, после гибели которого миновало шесть лет.
Бендт любил экспериментровать со словом. В год двухсотлетия А.С.Пушкина, задумавшись над тем, а не посещал ли гений русской словесности нашу Астрахань, Сергей написал такое своеобразное произведение, как бы в тему продолжений путешествий Евгения Онегина:
ПИСЬМО ТУМАНСКОМУ ИЗ АСТРАХАНИ
«Онегин едет в Астрахань,
а оттуда на Кавказ».
(отрывки из путешествия Онегина)
I
Предметы детских поклонений,
Вояжи лечат, обновив
Вотще растраченный порыв
В песке увязший угрызений.
Корсет условий этикета
Мне опротивел, и изъяв
Себя из света, из забав,
Из оскорбительных запретов
Я, ваш дуэльный забияка,
От вас презреньем отделён
Средь равнодушия племён.
Так плевел отделён от злака.
В столичной жизни предыдущей
Я зачерствел и постным стал,
А здесь с улыбкой стар и мал
И воздух здесь от зноя гуще.
А здесь навыкате глаза
От непрестанного броженья
И в полдень здесь почти нет тени,
В поту здесь лица, как в слезах.
Спасибо, возчик подкатил
С мальчишкой чёрным на запятках,
Как видно сразу, малый хваткий,
Мальчишка денежку спросил.
Хотя по виду папуас,
А на щеке эмблема оспы,
В колтуне вшивом сбились космы,
По-русски молвил: «Дай на квас!»
II
На гулких мостовых булыжных
Изделие пустынь – верблюд
Никак не удивляет люд
В воздействиях на мир подвижных.
Клинками взрезаны каналов
В соединенье острова
Мостов больших, мосточков малых
В гармонию, как в гимн, слова.
Плывут хоругвями по небу
Изнеженные облака –
Божественного молока
К безбожному придача хлебу.
Мяучат чайки над рекой
Над пиками мачт чужеземных.
Снов детских, лёгких, незабвенных
Пронзительнее сей покой.
А женщины! Они превыше
Тех изваяний, тяготеть
К коим привык. И рад, заметь,
Что этих слов они не слышат.
III
За сим кончаю. В самый раз
К своим цепям добавить звенья
Беспечного самозабвенья
И ехать дальше, на Кавказ.
А то тяжелее станет крест,
Тоска утраты вдруг нахлынет,
Как запах выжженной полыни,
Аборигена этих мест.
Имя поэта Сергея Бендта при жизни стало известно в Германии и США. Неоднократно литературно-художественный общественно-политический альманах «Моргенштерн» публиковал его стихи, хоаку и прозу. В «Моргенштерне» имя Бендта стоит наряду с именами классиков немецкой литературы.
Стихи С.Бендта были опубликованы в сборнике «Глагол», изданном совместно Российским Домом народного творчества и журналом «Юность». В 1995 году Сергей стал победителем конкурса одного стихотворения журнала «Смена», в 1998 – победителем конкурса частушек. Неоднократно занимал призовые места в конкурсах верлибра и японской поэзии. Судите сами, хоаку и танку Бендта достойны похвал:
Прямо на шраме
От руки безыскусной
Старый товарищ
Сделал наколку:
Дракон
Красноглазый и с жалом.
* * *
Со свадьбы чужой:
"Как была молода я!"
Старуха поёт.
* * *
Старому платью,
Что в шкафу пожелтело
Свадьба приснилась.
* * *
Казарму спасла,
Разбудив часового,
Капля дождя.
Ощущая постоянную связь с тем, кого так безжалостно вырвало из жизни злющее время, обращаюсь к читателям вместе с поэтом и артистом Сергеем Бендтом, талантливым и мудрым человеком, от которого на Земле, уж поверьте, остались не только стихи, проза и сыгранные роли. Человек жив, пока жива любовь к нему. Поэт жив, пока его читают.
Ты осталась не в прошлом моём,
А в своём настоящем,
Потому что найдётся всегда что-нибудь,
Что мешает нам петь, коль поём.
И хоть ждём, что вот-вот
и друг друга обрящем,
Разлучает, помедлив чуть-чуть.
После разлива вернётся река в своё ложе,
Ветер растреплет деревья,
останки присыпав снежком,
Дни замелькают,
на лёт к жарким странам похожи,
То, что расстроит сегодня,
потом обнадёжит,
Вместо беседы вина друг старинный
предложит
и откровенным до дна будет тот,
кто почти незнаком.
Снята икона и стенка казнит пустотою.
Есть смысл хоть в чём-то? Кричу в эту синь,
В бирюзо-лазурные эти покои:
«Не забывай, если я для тебя что-то стою.
Память твоя да вместит берега и обои.
Помни меня, помни меня, помни.
Аминь».
|
