Юрий Абрамович Окунев
(1 марта 1919 – 4 апреля 1988)
Израиль Абрамович Израилев в качестве творческого псевдонима взял имя пропавшего без вести в самом начале Великой Отечественной младшего брата Юрия и материнскую фамилию. Так на свете появился нежный, лиричный поэт Юрий Окунев, астраханец по рождению, оставивший нам в наследство неповторимые по накалу чувств и форме выражения образцы фронтовой и любовной лирики. Боль о погибшем брате поэт выразил в стихотворении, посвящённом ему:
Рисунков полный чемодан
Оставлен под кроватью.
Как боль свою я передам?..
У многих гибли братья.
Вот и ко мне пришла беда,
Я понял силу братства,
А брат родной мне никогда
Не скажет больше: - Здравствуй!
Годам не справиться с бедой,
Расчёт на это ложен.
Мы ссорились, но над враждой
С ним пошутить не сможем,
Взглянуть, друг другом дорожа,
Сквозь облачность всех бедствий,
Понять, как сладостно свежа
Вражда мальчишек в детстве…
(«Брат»)
Писать стихи мальчик начал очень рано, с восьми лет, а «выходить на публику» - ещё до того, как детское словотворчество превратилось в поэзию.
Юрий Окунев был рождён 1 марта 1919 года в Астрахани в семье рабочего.
Мать - Фаина Зиновьевна Окунева - училась в Саратовской консерватории в классе вокала знаменитого певца и педагога М.Е.Медведева, первого исполнителя партии Ленского в опере П.И.Чайковского «Евгений Онегин». После окончания учёбы работала в Саратовском оперном театре, исполняла сольные партии (лирико-колоратурное сопрано).
Отец поэта, Израилев Абрам Исаевич (Израилевич), рабочий, токарь по металлу, трудился в Саратове на заводе. В последние годы жизни (с 1929 г.) служил в государственных учреждениях Саратова. Умер от тифа в 1932-33 гг. (рукой поэта указаны две разные даты).
Откуда-то приехавший, устало
Он в комнату заходит.
И неслышно
Снимает осторожно одеяло.
Я пробуждение считаю лишним
И притворяюсь спящим.
Но притворство,
Как смех запрятанный, недолго вытрясть.
На то и сердце у отца не чёрство,
Чтоб тонко понимать любую хитрость.
Каким он был? Весёлым иль угрюмым?
Общительным с людьми иль нелюдимым?
Об этом можно спорить, можно думать…
Бесспорно лишь одно:
он был любимым!
(«Отец»)
Детским воспоминаниям Юрий Окунев посвятил поэму «Дом», вот отрывок из этой поэмы, названный «Музыка детства»:
Отец рабочий. Мать артистка.
И шёпоты вползали в дом
О том, что очень много риска
В соединении таком.
Что им не суждено жить в мире,
Что счастье их пойдет на слом:
Не упаковывают гири
С фарфором вместе и стеклом.
Отец миндальничать не любит,
И правду-матку сгоряча
Он по-рабочему отрубит,
Без театральности, сплеча.
Порой казался он жестоким.
Избрала мать другой язык:
К полутонам, к полунамекам
Нрав артистический привык.
Допустим, не было оваций
И правде требуется дань,
Допустим, надо бы признаться,
Что был провал и дело дрянь.
Звучит признанье неудачи
Не как судебный приговор.
Артист вам скажет не иначе:
- Вчера я в образ не вошёл!
Отец был прям с собой и с нами,
Не раз вгоняя в слёзы мать.
И лишь своими именами
Любил он вещи называть.
Бывало, лицемерят гости
Перед коллегой. А отец
Вдруг тихо скажет: - Лучше бросьте,
Скажите: разве вы певец?
И тенор только глянет косо,
Но токарю его не жаль.
Он труд любил звонкоголосый,
Чтоб голос пел и пела сталь!
Талантливые не боялись.
Его побаивались те,
Что предпочли искусству зависть
И лицемерье - прямоте.
Они-то матери шептали:
- Как вы могли судьбу связать
С медведем грубым!
Вы пропали!..
И, слушая, вздыхала мать.
Те заговорщики - бояре
Плели интригу до утра.
И вдруг в дверях нежданный, ярый
Отец, страшней царя Петра.
Как будто с верфи корабельной,
В рабочей блузе входит он.
И сын, мечтатель и бездельник,
Отцовским взглядом пригвождён.
Я в пол уставлюсь виновато.
Ведь я причастен к смуте сей.
Так пред отцом Петром когда-то
Стоял царевич Алексей.
Известно, что после смерти мужа Фаина Зиновьевна Окунева с сыновьями переехала из Саратова в Сталинград, где ей предложили работу – она стала солисткой симфонического оркестра при Сталинградском радиокомитете.
Мало кому известно, что Юрий Окунев писал не только стихи. Не менее чем его поэтическое творчество, интересны многие из его прозаических произведений. Вот миниатюра под названием «Первый Ленский», в основу которой положены воспоминания о саратовском детстве:
«Мама сказала: «Сегодня к нам придет Первый Ленский. Он уже давно в Саратове. Я у него училась в консерватории». Этого человека уважают все: и мама, и папа, и фармацевт Носовский, и тётя Катя-милиционер, и живущий в нашем доме (его тоже уважают все) артист драмы Иван Артемьевич Слонов.
Мама говорит про Первого Ленского и Слонова: они при встрече приподнимают шляпы и кланяются друг другу с полным уважением. Мой брат тут же спрашивает:
- А как кланяются с неполным уважением?
Этот вопрос ставит всех в тупик. На него никто не берётся ответить. Но что такое означает «Первый Ленский»?
Наша мама рассказывает нам: это было давно. Композитор Чайковский написал оперу «Евгений Онегин», а когда состоялось самое первое представление на сцене Малого театра в Москве, Ленского пел совсем тогда юный Михаил Ефимович Медведев. Тот, который сегодня придет к нам в гости. Вот он-то и есть Первый Ленский. Ему сейчас почти 80 лет. Но он моложаво выглядит. Мама достает из альбома снимок, на котором запечатлена сцена ссоры Онегина и Ленского на балу у Лариных. Я спрашиваю:
- Это когда Онегин закричал на Ленского: «Замолчите, я убью Вас!»
Мама сказала:
- Да, да, вот видите - это Онегин, а вот слева - Первый Ленский - Михаил Ефимович Медведев. Как он юн!
Мой брат что-то обдумывает:
- Это что же выходит? Если он сказал «убью», значит, у него есть револьвер, как у дяди Номы?
И ему уже не терпится скорей увидеть Первого Ленского, и он тянет меня за руку.
Мы выбегаем на улицу, где девчонки, нарисовав мелом на асфальте квадраты, прыгают, играют в «классы». Мы делаем вид, что очень интересуемся их игрой, а сами полны ожидания.
Нам повезло. В тот момент, когда у ворот нашего дома появился «похожий на артистов» человек с тростью, с виду лет шестидесяти, из парадного вышел тоже с тростью артист драмы Слонов. Всё произошло, как говорила мама. Они приподняли шляпы и пошли друг другу навстречу, сияющие и приветливые, поклонились, как и полагалось, «с полным уважением».
Первый Ленский спросил Слонова, как здоровье Лидии Васильевны. Слонов ответил, что жена его здорова, извинился, что торопится на спектакль, они снова раскланивались, жали друг другу руки.
Первый Ленский, войдя, поцеловал у нашей мамы руку, что не вызвало у папы никакого отрицательного отношения. Он улыбнулся. Гость спросил, а где же ваша «публика»?
«Публика» стояла за его спиной. Первый Ленский повернулся и воскликнул:
- А вот она! Смотрите, как меняются времена! Раньше публика преподносила мне цветы, а теперь я преподношу «публике» - шоколад!
И он вручил мне и брату по плитке шоколада. Он рассказывал в этот вечер о своём детстве, о том, как он любил играть в театр, изображать что-либо героическое, даже страшное! Это была его любимая игра!
Обо всем этом мы прочли более подробно позднее в повести "С ярмарки". Её автор Шолом-Алейхем был другом детства Первого Ленского - в прошлом солиста Мариинского (императорского) театра, знаменитого оперного певца, а потом профессора Саратовской консерватории - Михаила Ефимовича Медведева».
В прозаических воспоминаниях о детстве Юрия Окунева «Кем же буду я?» затронута тема выбора будущей профессии:
«Больше всего я любил наблюдать, как артисты гримируются, как меняются до неузнаваемости. Как-то за кулисами с любопытством заглядывал в уборную Никольского. Он заметил меня в зеркало и с напускной строгостью говорит:
- Это кто там подглядывает? Какой такой человек? Войди. Садись. Кем же ты хочешь быть? Может, гримером?
Да, через полчаса после того, как на моих глазах бас Никольский превратится в индийского брамина Нилаканту из оперы Делиба "Лакме", я страстно захочу стать гримером. Но мне неловко признаться, что за сегодняшний день я успел «сменить» три профессии.
Когда утром раздался во дворе крик: «Углей, кому углей!» - и я увидел чумазого белозубого мальчишку-татарчонка, я позавидовал его свободе, не связанной никакими условностями интеллигентного ребенка, которому все время внушают, что он должен быть хорошо воспитан.
Через два часа я с отцом ехал в трамвае и видел, как вагоновожатый поворачивал ручку, легко и весело вел вагон, я уже был готов всё отдать за то, чтобы так управлять трамваем.
Но я не испытал никакого стыда, когда позднее был готов изменить и этому желанию. Во дворе появился с говорящим попугаем шарманщик, он тоже крутил ручку, но уже другого назначения, и безголосо пел: «...и вы клялись, клялись любить поэта...». Я увидел попугая на жёрдочке, шарманку, её владельца, и казалось, что всё кончено, судьба моя решена.
И вот теперь вижу, как накладывает грим Никольский. Сегодня Нилаканта, завтра Мефистофель, а потом Дон Базилио. И все ни капельки не похожи друг на друга. Вот здорово! Итак, решено, я буду гримёром!
Мне так не терпелось приступить к делу, что я помчался домой. Мама и папа были в гостях. А мой младший брат с мальчиком-соседом с увлечением наклеивал в тетрадь переводные картинки. Мальчик ушёл, и я спросил брата:
- Хочешь, я тебя загримирую?
- Как это?
- Ну, кем ты хотел бы стать?
- Будённым!
- А ещё?
- Милиционером!
- А ещё?
- "Хижиной дяди Тома"...
Я уцепился за последнее желание.
- Значит, негром? Томом? (Мальчишки во дворе пересказали ему прочитанную книжку).
- Но чтобы Тома не продавали...
- Ладно, не продадут. Садись. Так. Начнём.
Я достал из шкафа мамину коробку с гримом.
- Только потерпи. Боюсь, что для негра чёрной краски не хватит.
Мама застыла в дверях:
- Какой ужас! Смотри, что он с ним сделал!
Папа, к удивлению, не рассердился:
- Ребёнок не бездельничает. Он ищет себя!».
В 1934 г. будущий поэт окончил школу-семилетку и продолжил учёбу на рабфаке при Сталинградском педагогическом институте.
В 1936 году Юрий Окунев стал студентом литературного факультета Сталинградского педагогического института. Одновременно с учёбой юноша работал в областной газете «Молодой ленинец» литературным сотрудником, а впоследствии - заведующим отделом литературы и искусства. В этом году в газете «Сталинградская правда» было опубликовано его стихотворение, посвящённое памяти Федерико Гарсиа Лорки, расстрелянного фашистами. В то время в Сталинграде издавались краевая газета «Дети Октября» и альманах «Стихи счастливых», в который вошли стихи юных поэтов. В альманахе были напечатаны стихи друзей Ю.Окунева: Коли Отрады (Николай Отрада погиб в марте 1940 г. на финской войне), Миши Луконина и Гриши Финна. С поэтом-фронтовиком Михаилом Кузьмичом Лукониным и Григорием Романовичем Финном (военврач на фронте, в дальнейшем – заведующий кафедрой микробиологии Волгоградского мединститута) Юрий Окунев дружил всю жизнь.
В 1938 г. талантливый юноша был принят по конкурсу на заочное отделение Литературного института в Москве (семинар Павла Григорьевича Антокольского), через год перевёлся на очное отделение (семинар Ильи Львовича Сельвинского). Спустя девять месяцев ещё год молодой литератор работал в газете «Московский комсомолец» - заведовал литературной консультацией и публиковался сам. Все студенты Литинститута работали в то время, занятия в институте проходили по вечерам.
22 июня 1941 года, в первый же день начала Великой Отечественной войны, Окунев ушёл добровольцем в армию. Публиковался в армейской и фронтовой печати, был награждён орденом Отечественной войны, медалью «За победу над Германией».
В октябре 1945 года был демобилизован и с ноября победного года продолжил учёбу в Литинституте.
Создавая стихи о войне, поэт Окунев опирался на собственный опыт и именно в них красной линией проходит дружба солдатская, геройство и тяжесть фронтовой жизни. Война как лакмусовая бумажка, выявляет суть человека, от поступка которого подчас зависят жизнь или смерть. Исход войны решает человек, осознающий себя частицей народа. У Юрия Окунева стихи о войне – особенные. Они очень лиричны:
В сорок пятом мчались Польшей.
И случается
Путь, что целой жизни дольше...
Не кончается...
В селах придорожных странно,
Словно эхо,
Всюду возгласы органа,
Но проехал
Мимо вечности и боли
Я без страха,
Мимо музыки в костеле,
Мимо Баха.
Я кричал: остановись!..
Но мы бешено
Мимо Кракова неслись,
Мимо Жешува.
Все мы, суета сует,
Твои узники.
Так и скачешь ты, поэт,
Мимо музыки.
Музыки простых чудес.
Промелькнули
Звуки, краски, зимний лес,
Зной в июле.
Мир сверкнул и был таков.
Мимо, мимо...
Будто клочья облаков,
Клочья дыма.
Сколько замыслов, идей,
- Всё на ветер.
Сколько прозевал людей,
Не приветил.
Так и мчал бы мимо снов
И событий.
Мимо собственных стихов
И открытий.
До последней бы черты
Мимо жизни...
Если б не взглянула ты
С укоризной.
Всё лето 1946 года в разрушенном Сталинграде работал корреспондентом в выездной редакции «Комсомольской правды», писал стихи и стихотворные плакаты. В октябре 1947 году он получил диплом об окончании Литературного института имени М.Горького.
В 1948 - 1951 г. поэт работал редактором художественной литературы областного книжного издательства, с 1951 по 1954 год руководил литературным объединением при газете «Молодой ленинец», в 1955 г. принят в члены СП СССР, в 1956 г. учился в Москве на Высших литературных курсах. С 1948 г. и до самой смерти 4 апреля 1988 г. Юрий Окунев жил в Сталинграде-Волгограде.
Герои умирают во имя будущего. «Упал, метнув гранату...», - так сказал Семён Гудзенко о герое одной из своих поэм. «Упал, метнув гранату...» - назвал Юрий Окунев литературный портрет поэта Семёна Гудзенко. Помыслы и дела многих героев книги стихов, рассказов и воспоминаний устремлены в будущее.
Член Союза писателей СССР, Юрий Окунев – автор поэтических сборников «Сталинградцы» (1948 г.), «На земле Сталинграда» (1952 г.), «Стихи» (1954 г.), «Стихи и поэмы» (1957 г.), «Лирика» (1962 г.), «Всегда сначала» (1963 г.), «Лирика прежде всего» (1968 г.), «Приверженность» (1972 г.), «Навсегда» (1984 г.) и многих других.
Во второй половине пятидесятых годов Окунев несколько месяцев жил в Ташкенте и работал над переводами стихов узбекского поэта Джуманияза Джаббарова. В результате этих трудов в 1959 году в ГИХЛ Уз вышла книга авторизованных переводов «Взаимность». Вот стихи той поры:
Обычный двор, ташкентский двор.
Собака дремлет, голубь бродит.
И откровенный разговор
Они со мною вдруг заводят.
Больна собака и стара.
И повидала в жизни виды.
Была доверчива, добра,
А получала лишь обиды.
Вот так ты душу отдаёшь.
Все терпишь, хоть бывает всяко.
Я чем-то все-таки похож
На ту ташкентскую собаку.
Даже предчувствие ухода из жизни поэт выразил в стихах светло и просто:
Проснулся. Понял - ничего не будет.
Не будет ничего и никогда.
Свой возраст постигающие люди,
Что это - сожаленье иль беда?
Я не ревнив, спокоен и безгрешен,
Так правилен, что оторопь берёт.
По радио, как будто бы в насмешку,
«Я встретил вас...» мне Штоколов поёт.
Примерным намертво мой быт устроен.
И как всё это ты ни назови,
Пожалуй, «идеальней» мы героев
Любой бездарной пьесы о любви.
Вот так. Зато никто нас не осудит.
Вот здорово! И горе - не беда!..
Хоть плачь, хоть смейся - ничего не будет.
Не будет ничего и никогда.
После смерти Окунева вышли в свет три книги его стихотворений и прозы. Юрий Абрамович занимался поэтическими переводами, публиковался в альманахе «Литературный Сталинград», в журналах «Октябрь», «Новый мир», «Волга».
Безусловно, война оставила свой след и в душе, и в поэзии Юрия Окунева. Её отголоски - и в поэме «Подвиг», и во множестве стихотворений, таких, как «На рассвете в Полтаве», «Базар у рейхстага», «Грюнау», «Магда Штегман», «Иоганна», «Ведь у победы запах есть...», «В сорок пятом мчались Польшей...» — всех стихов поэта о войне не перечислишь, тем более что фронтовая муза всегда была к нему благосклонна:
Такого не забудешь дня.
Здесь память входит в силу:
В Берлине девочка меня
Дать хлеба попросила.
Ей кажутся темней теней
Земля, руины, небо.
Забыли взрослые о ней
И не дают ей хлеба.
Ей непонятно, почему
Ты, небо, так устало,
Что даже богу самому
Не до нее вдруг стало.
Страшнее самых страшных снов
Тот взгляд, упрек тот жёсткий.
Старушка девяти годов
Стоит на перекрёстке.
Раскрою вещмешок, отдам
Свой хлеб. Но где взять средство,
Чтоб годы возвратить годам
И вновь дать детству детство?..
Чтоб сбросить груз невзгод и зла,
Сдавившего ей плечи…
Когда б она понять могла
Значенье нашей встречи!
Молчит. Одни глаза живут.
Мрачна и безымянна…
Боится.
— Как тебя зовут?
Чуть слышно:
— Иоганна.
(«Иоганна», 1945)
Говорят, что у войны не женское лицо. Окунев же смотрел на войну сквозь женское лицо. Упоминание имени Джульетты в его фронтовой лирике не случайно. Органично для поэта и это стихотворение:
Бьёт московского салюта
Ввысь прибой.
Знать хочу я в ту минуту:
Что с тобой?
Женские глаза иные
В этот миг —
Это только позывные
Глаз твоих.
Сколько горя я изведал,
Сколько зла,
Чтоб смеяться в День Победы
Ты смогла.
Рыцарское отношение к женщине и придает своеобразие лирическому герою Окунева. Тематически поэт был многообразен. Тема любви, интимная лирика были душой его поэзии на протяжении всего творческого пути. Не случайно подобно заклинанию повторяет он в заглавиях своих книг — «Женщине посвящается», «Лирика прежде всего», «Власть лирики»:
Сбыться счастью тогда лишь земному всему,
Если двое придут вдруг к пути одному.
Для двоих сень лесов, шалашей и квартир.
От двоих, от их встречи зависит весь мир.
Почему ж ополчается мир против них?
Уготовил он тысячи бед для двоих.
И века продолжается эта война,
Чтоб скорее расстались бы он и она.
Это свет и добро — если двое вдвоём.
И когда их нечаянно мы застаём,
Выволакивать тайну не надо на свет.
Пусть обсудят их птицы, смутит их рассвет.
Им друг другу в глаза всё смотреть и смотреть.
Когда двое вдвоём, не страшна даже смерть.
Я стою на своём, я стою на своём,
Я хочу, чтобы двое остались вдвоём.
Это честь — не соваться в святая святых.
Никого не касается тайна двоих.
(Стихотворение «Л.К.»)
Неизменной темой поэзии Юрия Окунева стал Сталинград. О ней он заявил в своей первой книге «Сталинградцы», которая, по словам Михаила Луконина, ознаменовала рождение нового поэта.
Этой теме посвящена вторая книга Ю.Окунева – «На земле Сталинграда» (1952). Вот стихи из этого сборника:
Поэзия - искусство вычитания.
Избавь от фраз и научи молчанию.
Слова мне дай, словесность отними,
Чтоб так же, как деревья, пред людьми
Они и молча явственно звучали
Безмолвием и естеством печали.
Не поучая, как входить в сердца,
Не договаривая до конца.
Ты обошлась без слов. И в этот миг
Молчанья твоего я ученик.
Если для многих поэтов-фронтовиков война стала пожизненной темой творчества, то поэтическая экзальтированность Ю. Окунева, его творческая центробежность были настолько велики, что последующие жизненные впечатления всё настойчивее соседствовали с военной темой в его лирике: .
Уже давно одиннадцать,
И сроки так тесны…
Идут ко мне в гостиницу
Отчаянные сны.
Наверняка напрасная
Наивная мечта.
Ведь в коридоре ясная,
Ночная пустота.
Но сам себе на горе я
Придумал сон больной,
Что мчит из санатория
Автобус, как шальной.
И в том пустом автобусе,
Решительна, бледна,
Отбросив все условности,
Ко мне спешит она.
И всё ж в лице смятение…
И на неё свой взор
Бросает в удивлении
Автобусный шофёр.
Такие вдруг предания
Припомнились ему –
Про тайные свидания, -
Что страшно самому.
И он воскликнул: - Где уж нам
До тех страстей былых…
Но, посмотрев на девушку,
Взволнованно затих.
Всё это мне мерещится,
Когда кругом ни зги…
Её шаги по лестнице,
Её, её шаги!
Я чувствую, я слушаю:
Она вошла и вдруг
Преграды все разрушила
Прикосновеньем рук.
Но от виденья светлого
Вдруг сразу ни следа…
Пойми, не будет этого,
Не будет никогда…
Ничто не переменится,
Ведь счастью есть предел…
Лишь ветряные мельницы
Мечтателя удел…
Не любит - дело ясное.
Пойми, чудак, смирись.
Но всё ж над сердцем властвует
Навязчивая мысль.
Волгоградцы трепетно хранят память о поэте Юрии Окуневе. В 1996 году на доме, в котором он проживал по адресу улица Советская, четыре, была установлена мемориальная доска.
Хорошо сказал об Окуневе Луконин: «…Стихи Юрия Окунева о современниках находят отзвук в сердцах читателя. Главная их сила в искренности и влюблённости – основном свойстве этого поэта и человека…».
Астраханские литераторы всегда рады каждому визиту волгоградских друзей. Вот отрывок из книги А.С.Маркова «Ускользающее время», в котором описан визит писателей и поэтов Волгограда на 60-летие выдающегося советского поэта Михаила Кузьмича Луконина, которое стало большим событием в культурной жизни Астрахани и села Килинчи, где родился наш земляк:
«Чествование Луконина началось в Килинчах в четверг, но я не мог туда поехать, заболел. А мне очень хотелось присутствовать при открытии мемориальной доски на доме, где жил поэт. Вчера я побывал на торжественном собрании в зале Партпроса. Вместе с астраханскими писателями, партийными работниками, представителями интеллигенции города на встрече были известные советские поэты Сергей Наровчатов, Михаил Хонинов, Михаил Шевченко, Михаил Горбачёв, критики Майя Луговская, Лев Аннинский, волгоградские поэты Юрий Окунев и Лев Кривошеенко, вдова поэта Анна Васильевна Луконина. Было сказано много тёплых, проникновенных слов о Луконине - поэте, воине, труженике, замечательном товарище.
Всех рассмешил эпизод, который привёл в своём выступлении волгоградский поэт Юрий Окунев. В Волгограде должны были отмечать 50-летие Луконина. Туда прибыл сам поэт. Что же ему подарить особенное, думал Окунев. И решил: подарю я ему гирлянду воблы в виде ожерелья. Но не так-то просто было достать осенью астраханскую воблу. И всё же воблу достали, и нужно было видеть лицо Луконина, когда на него надели астрахано-индейское ожерелье».
Юрий Окунев трепетно воспринимал каждый приезд в Астрахань, город своего рождения, чему свидетельством – стихотворение «Мы в Астрахани», посвящённое Борису Шаховскому:
Мы в Астрахани. Там, где рождены.
К ней не спешили. А она молчала.
Мы затевать раскаянье должны
Теперь, в гостях у своего начала…
Ведь есть слова: мы перед ней в долгу…
И прочее – слова всегда найдутся…
Нет, Астрахань, тебе я не солгу,
Признавшись, что хотелось мне вернуться
К тебе. Здесь появился я на свет.
Вот подвели, сказали: в этом доме.
И замер я. Особых нет примет –
Дом неказист и более чем скромен.
И вывеска – скучнее не найдёшь,
Что обыденнее? – «Кулинария»!..
Смешно?.. А у меня такая дрожь,
Как будто на свидании впервые.
Ночь. Дом уснул…
- Вы, гражданин, к кому?
- К себе…
Но дворник не отводит взгляда:
- Я вам сурьёзно, шутки ни к чему.
Я спрашиваю вас, кого вам надо?..
- Себя мне надо! Я ищу себя,
Хочу уйти от позы и от фальши!..
Мой собеседник, фартук теребя,
На всякий случай отошёл подальше…
- Шатаются тут разные!.. Он прав!
Шатался я немало и без толку,
Нередко на подделки променяв
Первоисточник: Астрахань и Волгу…
А дворник не меняется вовек.
Сказала же цыганка мне: «Ей-богу,
Увидишь ты, казённый человек
Тебе сегодня перейдёт дорогу…»
…Вред от него поэту небольшой,
Беда лютее вот когда бывает:
Вдруг женщина с казённою душой,
Смеясь, дорогу нам пересекает.
Бывает так, что пред глазами вся
Вдруг жизнь пройдёт, как будто за минуту…
Спасибо, дом, в котором родился.
Пора идти! Над Астраханью утро.
Стихотворение, положенное в основу заглавия книги «Не лгите дневникам», изданной после смерти поэта в Нижне-Волжском книжном издательстве в 1989 году, цитировал астраханский краевед А.С. Марков на презентации своей книги, в основу которой легли дневниковые записи, сетуя о том, что дневниковые записи писатели публикуют крайне редко. А ведь то, что кажется нам подчас мелочами, подобно мозаике, словно пазлы, складывают воедино историю нашу:
Ведите дневники! В них искренности корни,
Души наивной первозданный лик.
Мне всё равно, писатель или дворник –
Ведь там, где исповедь – любой из них велик!
Бесценно только то, что непритворно,
Себя вы не стыдитесь в этот миг.
Ну, что такого?
Пусть характер вздорный,
Пусть даже малограмотен язык,
Зато в лихом азарте откровенья
Все по-святому грешники равны.
И пусть для вас великое мгновенье,
Как ездили вы к тёше на блины.
Пусть плотоядность, чувственность и грубость,
Пусть нет у вас изысканных манер.
Невежда, если в нём проснулся Рубенс,
Мне ближе, чем учёный лицемер,
Что в дневнике поддался чувству меры.
И сразу карлик, а не великан…
Молю: не следуйте его примеру.
Умрите, но не лгите дневникам!
(«Не лгите дневникам»)
«Юрий Окунев прожил нелёгкую и счастливую жизнь. Нелёгкую - потому что у талантливого человека легкой жизни быть не может.
Счастливую - потому что дар его с юности попал на невероятно счастливую, благодатную почву: в Литературном институте, где он учился еще до войны, его друзьями, его братьями по стихам были М. Луконин, С. Наровчатов, Д. Самойлов, Н. Майоров, М. Кульчицкий, П. Коган, Б. Слуцкий. Было кем восторгаться, с кем спорить, у кого заимствовать и учиться! Среди этих ярких, как на подбор, удивительных дарований вырос и занял свое место лирический голос Окунева. Учителями этой блистательной плеяды молодых поэтов были Илья Сельвинский, Владимир Луговской, Павел Антокольский. Счастливая судьба!
22 июня 1941 года все эти прекрасные молодые ребята вступили в ряды истребительного батальона и ушли на фронт. Вернулись не все. Окунев дошел до Берлина и вернулся...
Я называю судьбу Юрия Окунева счастливой еще и потому, что кроме таланта поэта был у него великий талант - любить.
Больше всего на свете любил он дело своей жизни - поэзию. Как никто, умел радоваться удачным стихам товарища. Мог среди ночи, неожиданно разбудить телефонным звонком и, захлёбываясь восторгом, читать стихи молодого поэта; годы отдавал воспитанию юных - учил, советовал, подбирал стихи, добивался публикации, приводил к нам, в Союз писателей, к себе, в набитую книгами квартиру.
«Учитель, воспитай ученика» - не у каждого из нас есть право гордиться своими учениками. У Окунева это право было.
Он любил людей. Не уставал им удивляться, восхищаться их мужеством, терпением, красотой.
Он любил наш город Сталинград-Волгоград. Он видел его в руинах, когда, ещё студентом, в 46-м году, приезжал в Сталинград с выездной редакцией «Комсомолки».
Давно нет руин. Но каждая городская новость всегда радовала его, как ребёнка: новый мост через Пионерку или здание ТЮЗа, открытие училища искусств или - первые троллейбусы на улицах города, и речной вокзал, и - конечно же! - симфонический оркестр, и просто - буйство сирени на набережной.
Жизнь продолжается.
Остаются на земле книги и дети», - написала в предисловии к этой книге, озаглавленном «Слово о поэте», Маргарита Агашина.
О таком земном продолжении писал и сам поэт Юрий Окунев:
Но правды жизни не нарушит
Мой стих, когда он позовёт
Опять к романтике и к душам
Детей,
в грядущее, вперёд!
Список публикаций Юрия Окунева:
«Сталинградцы», 1948 г.
«На земле Сталинграда», 1952 г.
«Стихи», 1954 г.
«Взаимность», книга авторизованных переводов, 1959
«Лирика», 1962 г.
«Упал, метнув гранату», 1962 г.
«Всегда сначала», 1963 г.
«Женщине посвящается», 1966 г.
«Лирика прежде всего», 1968 г
«Музыка четырех рек», 1969 г
«Приверженность», 1972 г.
«Ответ», 1976 г.
«Действующие лица памяти», 1979г.
«Власть лирики», 1979 г.
«Навсегда», 1984 г.
«Не лгите дневникам», 1989 г
«Избранное», 1999 г.
«Люби навсегда», 2010 г.
Литература:
Великая Отечественная. Стихотворения и поэмы в двух томах. Том 1. Москва, издательство «Художественная литература», 1970 г. С. 572-573.
Журнал «Волга», Саратов, 1986, № 1.
Маргарита Агашина «Слово о поэте» - Предисловие к сборнику: Стихотворения и проза / Ю. Окунев [Художники А. К. Савченко, В. Е. Потокин], С. 334, ил. 20 см – Волгоград, Нижне-Волжское книжное издательство, 1989
«Где Волга прянула стрелою…»: Астрахань поэтическая/сост. Подольская Г.Г. – Астрахань, 1995. – С.154-159.
Антология астраханской поэзии/ред. - сост. П.В. Морозов. – Астрахань, 2003. – С.62-68.
«Свет мой безмерный». Антология астраханской поэзии/ред. - сост. С.А.Золотов, 2013.- С.114-126.
|
