Новая эра

Ну, вот и всё… уплыли в вечность Рыбы
И наступила эра Водолея.
А мир людей (в каком бы знаке ни был)
Не стал, ни осмыслённей, ни добрее.
Все так же он легко роняет слёзы
В бездонность крокодиловой печали,
А сломанная веточка берёзы
Ему всё так же душу не печалит.
…
Увы, опять не стал последний первым,
Пророчество не оказалось вещим.
Меняются века, эпохи… эры…
Но не меняют суть простые вещи.
Всё так же слепо к смерти жизнь стремится,
И ей меняться незачем и нечем,
И лишь контрастность четче, глубже, резче,
По чувствам… по глазам… по нашим лицам…
…
Разочарованность?
Да нет… скорее, жалость
Сопутница в очередной потере.
Я ведь не то, чтоб очень сильно верил,
Но видимо, там, что-то оставалось…
Надеялось… еще чего-то жда’ло…
Бывало и молилось понемногу,
Далёкому, неведомому богу…
И даже спорило с ним… в чем-то убеждало…
Не убедило вот…
Не стали лучше люди.
Не изменились, вновь не получилось.
А если в форме что-то изменилось,
То ничего не изменилось в сути.
Опять не стало пасмурное ясным,
А сложное не оказалось проще.
И ничего не изменилось в частном,
И ничего не изменило в общем.
Не стихли холода. Не смолкли войны.
В подъезде снова лампочка не светит.
А главное… всё так же плачут дети…
И мир приемлет слёзы их спокойно.
От страха плачут, голода, болезней,
Но этот плач не слышен… он не нужен.
Усилие любви всё бесполезней.
Бессилие её всё равнодушней.
Не стало меньше зла на этом свете.
И вновь его толочь как воду в ступе,
Ведь эра – Доброты и Милосердья
Не наступила…
Ведь и не наступит?
Есть, значит, что-то в промысле Господнем,
Такое, что душа принять не может,
Ни давеча, ни завтра, ни сегодня.
И вновь в себе я сомневаюсь, Боже…
Так ненавязчива, в страдании неброском,
И бесконечна полнота святая,
Что, кажется, с излома на березке
Она слезинкой детскою спадает.
Так долго и так горько-безответно,
В того, кто пустотою обессужен,
Роняет чувства сломанная ветка,
А всё никак не переполнит душу.