С.Д.
Одиночество есть, прислонение к стулу;
в стороне бельевой, выдает драпировка,
сиднем в пирсе дупла, наподобие моллюску,
без физры, как без хаки,
раскрывают; в неспособности двигать к отгулу,
из глуши; перспектива бледнеет как мышеловка,
только время способно, вогнать статую в краску,
седину забияки;
при отсутствии бюргеров, чешуей холокостно,
но на каждом поте-лице, солнцепек гипостаза,
жизнь липсидный кулак, а бумага в нем воздух,
лампидарна и сферна;
вместо моря - провинция, дно ее одиозно,
край кишит в перхоте от предгорья намаза,
тычут в ножну Христа, всю «Фому» под кожух,
твердь Его безразмерна;
в кожуре оседаю как наст, продырявленный втуне,
как изгнанник на вырост, просыхаю в селинах,
и не в гении всплеск, болтыхать в идиоте,
простыню с одеялов;
здесь с пластунским умом, растекут на Перуне,
кто рожден в руднике, замолкает в руинах,
а в породе какой, отразит меня в гроте,
бой речей и оскалов;
кладешь рельсы в себе; четырехкамерной грелки,
колею замыкает экстракт в знак пацифик и лямбды;
центр комнаты с люстры гниет как в сыром овоще,
кости вкус отсекала;
в ступе носится взгляд; не найдя свойств белки,
ищут точку опоры в белье, спотыкаясь от блямбы,
безупречная твердь у прилива с отливом в плаще,
плоскостопья зеркала;
с выражением лица волосяной тряпки,
только с возрастом дров наломав, кинешь праха,
и юла, из оставшихся войск, на поверье/сквозняк,
разъяла и метала;
опыляет зрачок суета; и белковые грядки,
отскребают налет бытием; замахает ресничная птаха,
мы как ржавчина в склоке с пыльцой за синяк,
мир цветка и металла;
воздержанья тут нет и поругана скука,
ко двору нет плута, ведь красавица есть,
божьей лампы накал; на раба подусталый,
посвяти удостоя;
и не в чае листвой, лепестком у дудука,
я листок на главе, не предстало подместь,
в удостоенный лавр, бьется клен пятипалый,
портя вид...сухостоя;
лето 2015 н.э.
|
