***
Лохмотья пыли на москитках собою знаменуют скуку, бардак и были, что навязли в зубах. Меж тем и в ус не дуют
аборигены этих джунглей, к которым серость бумерангом, твердя про выборы, про цены, срезая смелость, возвратится
еще, еще раз, ежедневно, ежесекундно. Ванька-встаньки не напоказ, а по призванью, кемарят в разных позах нудно.
Но книжным выглядит героем обхаянный дворняг оравой бухарик с арматурой длинной, со ржавой панцирною сеткой!
Хроника человечества
Нажимая на «удалить», отменяю тебя, современность. Ты кривая дорожка в бурьян, существуешь губя и калеча.
Лучше хроник увесистый том отворить, как фрамугу, и выйти, новостроек минуя ряды, к идеальному долу и лугу.
И таких же встречать на пути беглецов, неприкаянных, хмурых. Солнце ниже; из разных веков думы спаяны, смешаны тени…
***
Все равно, что меня не читают. Я, иероглиф, коляску качу, как чумной, на жаре и в пылище, стертый грифель лелея в блокноте.
Возникаю в публичных местах, не бывая там, не появляясь. И не каюсь в поступках своих: вот такая дурная натура.
Нету пользы и нету вреда, нет угрозы и патриотизма, как от розы, которую слой целлофана не скрыл для продажи.
«Не» сплошные, короче, во мне. Все равно, что меня не читают те блажные, что произнесли «Да» давно энтропии на ухо.
***
Книга на завтра! Ее положу себе под подушку, тайком предвкушая, как этот автор меня увлечет, как я верхушку яблони смысла завтра пригну, обрывая плоды, как въемся в суть, сплюнув косточки, как погружусь, чтоб не всплыть; дальше рассядется муть, и начнется…
Мучишь, как муравья в кулаке! Хуже всего Твоя безнадега. Тянется розовая фигня слюнкой из жил обратной дорогой.
Поэза о застрелившемся граммофоне
Следователь, фотограф и застрелившийся граммофон. Лепетом безответным, третьим лишним из раструба
томно дымок сочится. Словно взывая к сочувствию, скромно напоминая о хозяйском отсутствии.
Так, граммофон – самоубийца!.. В черной шеллаковой щепе. Там вон выроненная ручка, кот ученый, штиблет на софе,
открытки, гильзы от пахитосок, колпак, колода холостяка… «Аиды» бравые отголоски. Мода ломаться наверняка.
***
Навестите хотя бы проездом, мадам Бовари, мои Бровары! Зацените вокзал в три перрона, плацдарм для вояжа в чужие края,
циферблат наверху, киоски, парковку, набыченный мост… Виноват, наблюдаю за вами из-под липы, сухой и взвинченный.
Улыбнитесь же снисходительно, освятив свидание это, и обратно в купе удалитесь. Никаких остановок тут нет.
***
Зачем ты зачеркнул меня, как пустомелю, друг Платон? Поставил крест, и тот нагнул крестец мой и рамена вдруг.
Неужто будущее зрел и верил в санкцию его? Меня расплющив каблуком, ты мир без граций предсказал.
С двумя клубниками во лбу потекшими, заместо глаз, Эдип, тунику завернув, во мрак прошествовал давно.
И следом многие, Платон, где автор сам, где персонаж… За гор отроги, за любовь, взывая твердым быть в беде.
***
Посвящаю Гомеру и Пушкину сии нескладушки. И кто против нас с Пушкиным и Гомером? Хорошо придумал хитрец Валера, не подточит носа комар! Заручился поддержкой где надо, паясничая и юродствуя в меру, дразня гусей, в аорту макающих клюв.
Еще конфуз: Земля решительно плоская, и всех, кто шествует гордо по ней, видать далеко в шутовских колпаках…
сентябрь 2016.
|