Достигнет ли элегия конца,
Скатившись в мрачный холод Мирозданья?
Достигнет ли безмолвие юнца,
Как трещина – фундамента сознанья?
На тайны безнадёжнейших надежд
Накинет ли Природа мрачный саван?
Соткáнный из светящихся одежд
Грядёт ли Тот, которому не равен
Ни смертный вождь, ни царь и ни герой,
Кто смерть у смерти вышибает клином?
Раздастся ль снова Голос над горой
В неопалимом таинстве купины?
Ужель виденье Бледного Коня
На пастбищах Полыни эпохальной
Не даст собрать из атомов меня
В моём двадцатилетьи изначальном?
Ужель мне никогда не восседлать
Степную необъезженную лошадь?
Ужель мне никогда не воспевать
То новое, что нынче стало прошлым?
Как я хочу отринуть от себя
Безобразность поэзии любовной,
И снова, чувства-струны теребя,
Нырнуть в колодец сладостный бездонный!
И в три ручья сливается слеза,
Солёности добавивши стакану…
Рука дрожит, и в ней – не три туза,
А три шестёрки, виденных Иваном…
Сентябрь 1997 года, г. Харьков
|
