Достигнет ли элегия конца, Скатившись в мрачный холод Мирозданья? Достигнет ли безмолвие юнца, Как трещина – фундамента сознанья? На тайны безнадёжнейших надежд Накинет ли Природа мрачный саван? Соткáнный из светящихся одежд Грядёт ли Тот, которому не равен Ни смертный вождь, ни царь и ни герой, Кто смерть у смерти вышибает клином? Раздастся ль снова Голос над горой В неопалимом таинстве купины? Ужель виденье Бледного Коня На пастбищах Полыни эпохальной Не даст собрать из атомов меня В моём двадцатилетьи изначальном? Ужель мне никогда не восседлать Степную необъезженную лошадь? Ужель мне никогда не воспевать То новое, что нынче стало прошлым? Как я хочу отринуть от себя Безобразность поэзии любовной, И снова, чувства-струны теребя, Нырнуть в колодец сладостный бездонный! И в три ручья сливается слеза, Солёности добавивши стакану… Рука дрожит, и в ней – не три туза, А три шестёрки, виденных Иваном…
Сентябрь 1997 года, г. Харьков
|