поэма
Жизнь в глубинке – и не жизнь!
Прозябанье, морок, тризнь!
Прозябанье, голь, сугроб,
Крест, пластмассовый венок.
Заплутавший огонек.
Тени. Вдруг – опять забор.
Тьма, вода да полынья.
Из огня да в полымя!
Черт, да где ж у нас топор?
Жизнь в глубинке - вся страна.
Вся с изнанки ворона,
Да колюча да черна!
Это жизнь не для газет,
Телевиденья, клевет
В Москве ярких телешоу.
Это – холод злых квартир.
Издевательство! Сортир!
Тени серые в аду
Не пойми в каком году.
Так как деньги все казна –
Забирает лишь Москва.
Ну, а нам – погост да тьма,
Снег, чекушечка, тюрьма,
Да небритая щека
У того вон мужика.
Телевизор, тьмы кумир
Мерзнет в глубине квартир.
- А на улицу пойдешь,
Попадешь ему под нож!
Мусор, ветер, безголовый,
Безмозгливый, серый быт.
Еле лампочка горит.
Зубы острые луны
От похмелья без вины.
Обезьянник да глазок.
Утром – водка да чипок.
Утром солнце жжет глаза –
Как на солнце! Егоза
Утонул в снегу – мешок.
Ох, тяжелый ты, браток!
- А теперь мы не народ.
Каждый сам себе да сброд!
- Мы такой народ-позор.
Всяк, кто сможет, станет вор
Государственной казны.
- Он с дипломом сатаны
Да закончил институт!
Стал он князь и проститут:
Нынче он себе буддист,
А назавтра коммунист.
А потом иудаист,
В синагогу топчет, ишь!
Мля, катается в Париж!
В Пасху ходит в церкву, чтоб
Окрестить себе там лоб!
С мусульманином он тож
Во все двери власти вхож!
- Толстомяс он, толстощек.
Он не давится борщом
- И б/пешку, гад, не жрет!
Поутру он чай пустой
Под ругачку с злой женой
Не хлебает, бес! Он сыт.
- Сыт голодного не зрит!
- Пили мы позавчера,
И с обеду, и с утра
Спирт. У Нинки брал взаймы.
От сумы и от тюрьмы
Незарекшийся кружок.
Пасмурь. Кладбище. Снежок.
А вокруг поля! Поля!
Хорошо там где гулять,
Замерзая, наконец!
Погибая, наконец!
Иль в канаве придорожной
У разбитого моста.
Или в лоб шлагбаум влепит
Непроворный путевик.
Ноги Толика во зле
Сгнили во сырой земле.
Он культяшками идет-
Поколение. Народ.
Ночь. Хрущобы. Непокой.
Не хватает на «Тройной»!
Человек. Земля. Страна.
Снег. Сараи.
Сатана
лет вымолил у Бога.
Леденелая дорога.
В сумке три «Тройных» бренчат.
Не хотим в Нью-Йорк и в ад!
-Вот в Финляндьи, пацаны,
Грят, тоже социализм.
И спортивные штаны
Все сползают ему вниз.
Топ-топ-топ
мимо хрущоб.
Жизнь в России – точно гроб!
- С мусульманином он тож
Во все двери власти вхож.
В Ницце моют себе зад
И шампанским льют бассейн.
В нем своих блядей холят.
Не считают за людей!
Не хватает на «Портвейн»!
- Абрамович, Рабинович, Березовский, Шапиро!
- Вот ударил ж бес в ребро
Вспоминать всех этих бес!
Пей!
Вокруг – сосновый лес.
Да снега, снега, снега.
Жизнь в России нелегка
У простого мужика.
Ну а мы в глубинке все:
«Спаси, Господи Христе!»
-Потому зовет нас: «Скот!»
Всяк, кто евро нагребет
И повыше, и теплей
Набирает в «Мерс» блядей.
Не поймешь, и кто теперь-
И не русский, не еврей.
- Ну, а мы, простой народ,
Их нажива, их доход,
Быдло, масса, гоп-ца-ца!
Одинаковы с лица
Как монеты, ржавь, дзынь-дзынь!
Стали черти трех Россий.
А святых у нас не счесть!
Только ночью лижем шерсть,
Воем с водкой на луну,
Проклиная всю страну.
При блуждающей луне
Ночью в кладбище зимой
И считаем мы, скуля,
Не имея ни царя,
И ни Бога в голове
Кости мертвецов одне.
В этих ваших городах,
Где крадется ночью страх.
Мертвецы да ночь,
где рок
В мир глядит в дверной глазок
Всею тьмою ваших душ-
Я хожу себе, поэт.
Вдоль по лестничным костям
Вверх и вниз: то в рай, то в ад.
По хрущобам вашим злым,
Одинаковым, шальным,
Грязным, гулким да пустым
По подьездам .
Всё в земли
Как святые прорекли
- А где муж?
- Обьелся груш!
Смотрят ящик. Ходят в душ.
Вынимают из газет
Свою суть – ватерклозет.
Ходит-бродит год поэт.
Наших нету! Ваших нет.
Выпадает вам зеро,
Боязливые, пестро!
Выпадает вам ребро,
Пуля, нож и пистолет,
Морг, больница и кастет,
Революция, петля!
Коми, лес и лагеря.
Прорекает вам поэт:
Выпадает вам, страна,
Только Третья война!
Впереди паршивый пес.
Холод, голод да мороз,
Трубы лопнувшие да
Только Третья война.
Впереди у вас на нос
Снег глубокий да погост.
А у нас, простых, до слез
Впереди Исус Христос.
2
Ананасы жри да жуй!
День последний твой, буржуй!
Ныне жрете вы коньяк,
Балычков, сосис, кревяк.
Завтра будете в аду
Жрать железную руду!
Ныне жрете вы, пузра,
Наши косточки с мозга,
Наши косточки с салфет.
Жрет и пятится Москва,
То не зная, на тот свет!
Наш великий русский царь
Он теперь стал пономарь
В нищей церковке и нищ,
Как и мы.
Вам, слепым, бросаю клич:
ВСЯК, КТО ЭТО БУДЕТ ЗНАТЬ,
БУДЕТ ПОСЛЕ ЗЕМЛЮ ЖРАТЬ!
ОН УВЕРУЕТ В АДУ
ВСЕМУ МИРУ НА ВИДУ
Завтра – наше! Завтра Царь
В ад погонит вас как встарь.
Вам всем ангельским полком
Надают под зад пинком.
Вы, пресыщенные ныне,
Провели нас на мякине.
Чем жирнее по москвам
Ваши пузра, будет вам
Тем вольготней и больней
Посреди котлов чертей!
Мясо варят Буль-буль-буль
Черти ваше! Курят дурь.
- На дворе трава,
На траве дрова,
На дровах братва.
Укурится братва,
Ноги на дрова!
Курят план да анашу.
Вешают в теле лапшу
Все нерусские пузра!
- Проклинаем тя, Москва!
Адов город, зло, тоска.
Семиглазое ОНО,
Толерантное ОНО,
Семихоботный Ваал,
Зверь, Ноздря, Транссексуал!
Город лютый геноцид,
Город лютый паразит,
Где нерусское мурло
Пожирает нас как Зло.
С четырех уже сторон
Покачнулся Вавилон.
Рухнул он Содом, кумир,
Отравляющий весь мир
Теледивами, попсой.
Рухнул вместе с сатаной
Семиглавый красный Зверь!
То-то жить будем теперь!
Задавило там крутых
Новых русских золотых
Небоскребами. Оприч
С неба им летит кирпич.
Задавило Брайтон_Бич.
Мы теперь всем им не скот!
Мы теперь – один народ.
Вон Архангел пролетел:
Нету Зверя! Горы тел.
Горы смрадные горят.
Десятимиллионный ад.
Трехмиллиардный даже ад.
Безысходный, горький ад!
Всяк, кто честен, жив еще,
Восставай к плечу плечо!
Всяк, кто честен, полон сил!
Вон – архангел Михаил
Гонит бестий наших всех –
Тех, кто с пачкой долларей,
Продает добро Россей.
Заточив свой острый меч,
Так архангел кончил речь.
3
Проклинаем либерал
Из газеток, из журнал.
Мелкотемных, злых писак –
Тех, кто мастер новых врак,
Воспевает свой Нью-Йорк,
Мясо фильмов, явный морг.
Литераторов-мещан
Гнать бы палкой из журнал!
Мелкотемных, злых писак,
Эту нехристь, черть, кабак.
Криткесс их масскультур
Гнать бы вон с литератур:
Воспевают свой Нью-Йорк.
Трупы. Мясо. Явный морг.
Не читает их народ
Поделом который год.
Нету русского словца
С одинаковых с лица.
Всех их Кушнеров и Брод
Не читает наш народ.
Мы читаем, коль умны,
Лишь заветы старины,
Достоевского и Фет,
Да Белова. Ваших нет.
По провинциям своим
Без поэтов мы сидим.
Эмигрировал поэт
Нынче разве в Интернет.
В сайт «Стихи» или куда
На кудыкины в архив.
Их читают иногда,
«Беломору» закурив,
В семьях русских в общий смех.
Нет компьютеров у всех.
Бледно светится экран
У немногих россиян.
На зарплату - смех и бред! –
Не поставить Интернет.
На три тысячи рублей
Мы живем среди рассей
В библиотеках, где Рубцов,
Бальмонт, Блок да Гончаров…
Пушкин смотрит в нашу жизнь:
Горе, холод, ужас, тризнь!
Смотрит Пушкин сверху: « Эх!
Там один сплошнейший грех!
Для чего я им писал?
Для чего ж им завещал
В Запад темный не смотреть?
Получили тьму и смерть.
Поделом им! Поделом!
А какой ж у них содом!
Литераторы у них-
Сволочь мелкая. Их стих
Темен, мелок, пошлый быт!
Чернь в Олимпе их сидит.
Все Ахматова-полип
Допустила их в Олимп!
Не заметивши, слепа,
Что наперла их толпа.
Вознесенский, Кушнер, Брод!
Все – один, один народ!»
А Рубцов он, между тем,
Пьет портвейн и без богем
В Костроме своей один
Меж березок и осин.
Утром ходит по грибы.
Не вылазя из избы,
Топит печку, пока черть
По москвам вопит как смерть:
По журналам «Новый мир»,
«Знамя», «Огонек» -весь рой
Для нерусской музы злой.
В Переделкино докука,
Круговая их порука
Да по дачам по крутым
Расседают. Ни с одним
Их поэтом Муза зла
В ночь с луной и не спала.
Антибукеров рога
Вновь заводят песняка.
Хвост, копыто да нога.
И гудят они толпой
По-над сельской сторонй.
Прыжут, свищут, гадят Русь-
Переделкинская гнусь.
Грустен ходит у отцов
Весь нахохленный Рубцов,
Кузнецов да сто поэт
Неизвестных нам – их свет
Не печатал. Так и в гроб
Низошли они в сугроб.
Не в Израиле они
Скоротали свои дни.
Не в Америке, а все
Прозябали на селе.
В городишке Забытье:
Грязь, заборы да ворье,
Да дымящая труба,
Да старушечья изба,
Да полынь, да скука-дрянь.
Да друзья – все рвань да пьянь.
Золотая потудань.
Тополей густая сень.
Да «Портвейн-77»
- Наливай стакан, поэт!
Там в журналах наших нет.
С бедной Музою своей
В перекошенной избе
В перекошенной трубе
Видим звезды по ночам.
Ходят по ее плечам
Блики света до небес.
Эк вопит столичный бес!
Плагиатор, вор, зоил
От ее небесных крыл.
Истин грозных, что поэт
На Руси есмь Божий свет.
С бедной Музою полей
В «Новый мир» не попадешь!
И висит в избе над ней
В благодать небесный дождь.
И ведет небесный Вождь
Свои красные полки.
И столичные враги
Разбегаются во ад.
Зелен, зелен виноград!
И небесные жнецы
Опускают серп к Москве.
И качаются весы
От грехов людских в тоске.
В облаках идет на Русь
Дева ясная. Мороз
Опускается как грусть
Над погостами у звезд.
Шевеля ее кресты
И могильные холмы.
И до самой до Москвы
Как мосты – снега чисты.
В замороженных глазах
У поэтов забытье.
В запрещенных их стихах
Клюет мясо воронье.
И над черною водой
Замерзающей реки
Пролетает Меч Святой-
И небесные полки.
Летят перья воронья
От Москвы к Брюсселю вон.
Замерзает полынья,
Воскрешая связь времен.
Раскрываются стихи
Словно свиток – и до звезд
Виден всем по их грехи
Яроокий наш Христос.
И до Мельбурна весь мир
Православный видит Крест.
Обрушается кумир
Ныне славных злачных мест.
Остается только Рось.
Нет Нью-Йорка. Нет Москвы.
Нет Парижа. Вкривь и вкось
Носит лезвие молвы.
Миллиарды душ нагих
Предстают перед Отцом.
И свивается в кольцо
Мир – как этот самый стих.
И свивается в кольцо
Мир, исполненный тоской.
Яро Божие лицо
На престоле над Землей.
Рухнул, рухнул Вавилон!
Остается лишь Елец,
Пермь, тайги, поля да сон,
Ибо злому стал конец.
Остается лишь Река
К Древу Жизни – Волга вся.
И до неба широка
Есть дорога – не стезя.
По которой сходят к нам,
Принося нам Алый свет,
По их книгам и стихам
Неизвестных сто поэт.
Что когда-то по стране
Все, отвергнутые злом,
Посещали нас во сне
О грядущем, о былом.
______________________
Тяжко, смутно на душе.
Ночь беззвездная стоит,
Провисая век уже
Над страною. Бдит пиит.
Остальное в мертвых снах
Под гипнозом в городах
Телевизор смотрит, спя.
На часах Земли звеня
Уж 12 ровно. Спи!
Но чем боле эта Тьма
Пожирает нас без звезд -
То тем более в дома
Все стучит, стучит Христос.
|
