Пушки, шнявы*, остров – роды завершились в майский день. Сел на земли, стал на воды, заполняя место всклень. По-мужицки и по-царски обживая колыбель, Уложив Неву-бунтарку на гранитную постель, Накрутив дымки на шпили, горизонты окрестив, Подрастал, меняя штили, многомудр и ретив.
В череде веков-событий, замыкающих кольцо, Был добытчиком открытий на имперское крыльцо, Жил в хибарах при заводах, пил в бездушье кабаков, Воевал, мелькал в народах, растекался с языков.
Годы мялись под ногами, судьбы прятались в столпы. В туристическом бедламе, в пойме праздничной толпы, Питер новый и рутинный, забродивший миражом, То ли в будущее сгинул, то ли в прошлое ушёл…
В Невском** улочка таится, пряча каменную стынь, Простодушною черницей старомодный вызнав стиль, На замшелых тёмных лапах в землю намертво вросла. Смурый вид, брусчатый запах, дом оббивший два угла.
Я войду в глазницу арки, окажусь в ловушке стен, Крикну громко, по школярски: «Здесь не видно перемен!» Серый двор встряхнётся эхом и ответит на визит: «Питер к бабушке уехал, только улочка стоит».
* небольшое парусное торговое или военное судно ** район С-Петербурга
|