Утро возвращалось, словно любви и не было, Ты одевалась, стесняясь при мне быть голой, Иногда оставался «шираз» или четверть сухого белого, И я пил «как горнист», высоко запрокинув голову.
Часы замедлялись, в окошке густела матовость, Щёлкал замок в коридоре, и било восемь, Холодильник трудился, из чайника пахло мятою, Ожиданьем беды и немного — прошедшей осенью.
Потом отпускало, и я ковылял за синькою. Выходил из подъезда и хлопал пружинной дверью, То, что не убивает нас, может нас сделать сильными, — Говорил я себе, не особо, однако, веря.
|